Крылья

— Сколько мы будем так дрейфовать — неизвестно, — подвел итог капитан, обращаясь к пассажирам и команде. — Мы в открытом океане между Инйалгдаром и Глар-Цу, на веслах до берега не добраться. Но здесь проходят морские пути, рано или поздно кого-нибудь встретим. В этих широтах полно рыбы, а у нас есть снасти — это позволит растянуть пищевые запасы. А вот пресную воду взять негде. Поэтому отныне вводится норма: матросы будут получать по две трети пинты в день, все прочие — по полпинты.

— Что? Полпинты в такую жару?! — послышались возмущенные крики пассажиров.

— Для желающих охладиться воды полный океан, — отрезал капитан. — Вот только пить ее нельзя.

— С чего это какой-то матрос будет получать больше нас? — воскликнул кто-то из пассажиров. — Мы платили за проезд первым классом!

— С того, что матросы работают, а вы прохлаждаетесь. Впрочем, могу выдать вам всю вашу долю сразу, и выпейте ее хоть за один день. На четвертый день ваш высохший труп отправится на корм рыбам. Еще вопросы есть?

К сожалению, еще вопросы были. И обратился с ними гантрус, который уже предлагал отправить меня за борт. Он интересовался, какие еще доказательства требуются капитану после того, как разгневанные боги послали морское чудовище. Забавная все-таки штука — суеверия. С точки зрения гантруса, беда, случившаяся с нами, неудивительна, потому что крылатой предоставили права высшей касты. А ранайцы в Ллойете, когда до них дойдет весть о судьбе брига, скажут, что это неудивительно, потому что перед отплытием на мачте сидела йувва. Самое смешное, что историю с йуввой я попросту выдумала, но сообщи им кто теперь об этом — они не поверят, потому что правдивость истории «доказана» постигшим корабль бедствием. Представители других народов, наверное, нашли бы свои «бесспорные» предзнаменования…

Капитан не стал вступать в теологический спор и попросту посоветовал гантрусу заткнуться. Однако едва чужеземец оскорбленно замолчал, раздался еще один голос. Говоривший, скорее всего, не понимал по-гантруски, но мысль его работала в сходном направлении:

— Капитан, а почему добропорядочные ранайцы должны делиться последней водой не пойми с кем? Я имею в виду крылатую и этих вот закутанных. — Он брезгливо покосился в сторону гантрусов. — Ладно, пока все шло нормально, мы могли играть в эти игры с равноправием, но теперь каждая капля важна для нашего выживания. Я против того, чтобы давать им воду. Море все спишет.

Это сказал не полуграмотный ремесленник, а один из торговцев, чей бизнес, вероятно, напрямую зависел от «закутанных». И хотя я испытала мгновенное злорадство по поводу гантрусов, которые так хотели разделаться со мной, а теперь сами получили по той же мерке, на самом деле радоваться было нечему, ибо сразу несколько голосов согласно загудели.

— Иди сюда, ты, ублюдок! — не выдержала я, выхватывая шпагу. — У меня тоже нет желания делиться с тобой водой!

Сам автор идеи был безоружен (по крайней мере, в данный момент), но двое пассажиров обнажили свои шпаги, и явно не для того, чтобы сражаться на моей стороне. Один из гантрусов, как видно, тоже почуял неладное, и в руке у него сверкнул длинный кривой нож.

— Тихо все! — выдергивая из-за пояса пистолет, рявкнул капитан. Он уже успел переодеться и вооружиться после невольного купания. — Оружие в ножны! Слушайте меня внимательно: если кто-то еще на этом корабле заикнется на тему сокращения расхода воды за чужой счет, я сокращу расход воды за его собственный! Пуля из этого пистолета оставляет дыру в осьмушку локтя! Это всем ясно? Не слышу!

— Ясно, ясно… — нестройно откликнулись пассажиры. Я тоже кивнула: «Ясно!», убирая в ножны шпагу. Я, конечно, больше всех выигрывала от позиции капитана и все же на какую-то долю секунды почувствовала разочарование, что мне не удастся всадить клинок в брюхо ни одному из этих «добропорядочных ранайцев».

Потянулись тоскливые дни дрейфа. Пассажиры прятались по каютам от жары, стараясь как можно меньше двигаться и не потеть, но это помогало мало. Небо оставалось безоблачным, и ничто не защищало нас от немилосердно палящего солнца. В полдень доски палубы раскалялись настолько, что их жар ощущался даже сквозь обувь, а в каютах стояла такая тяжелая, теплая духота, что я удивлялась, как еще не покрылась поджаристой корочкой, словно йитл в духовке. А ведь по ранайскому календарю шел лишь второй месяц весны! Но в тропиках практически не ощущается смена времен года. Вдобавок ко всему ветер совсем стих; в такой штиль и корабли с мачтами обречены на бессильный томительный дрейф, а это значило, что на прибытие помощи в ближайшее время рассчитывать не приходится. Лопасти крутильного компаса уныло висели без движения, и вряд ли от крыльчатки под килем было больше пользы. Подозреваю, что и на педалях никто не сидел — все же такой труд требует повышенного расхода воды; к тому же при ясном небе определять наше положение можно было и по светилам.