– Спасибо тебе. И прости за это, – она коснулась моей щеки, по которой врезала мне час назад, когда «отправляла» меня на вертолет. – У Криса будет лекарство.
Последнее слово она произнесла с каким-то особенным оттенком в голосе: видимо, речь шла вовсе не о тех лекарствах, что продают в аптеках.
– Это конечно все очень впечатляет, – подытожила Изабелла, – но мне осточертело стоять под этим дождем. И кстати, Крис, объясни, что к чему, Урсуле. Детка сейчас перепугана до смерти, потому что не помнит, что с ней случилось в вертолете и почему его пришлось сажать мне. Я думаю, ей они очень не помешают, потому что, ей-богу, она готова увольняться и укладываться в диагностическую клинику.
Феликс посадил меня в свою машину и включил кондиционер на максимум. В салон потекло живительное тепло. Он принес мне мою сумку из машины Дио и, припечатав к моему лбу поцелуй, оставил наедине с собой.
Я переоделась в сухую одежду, сожалея, что не взяла ничего более красивого и женственного, чем две простые футболки унылого цвета. В ту минуту, когда я бросала вещи в сумку, то боялась даже думать, что, возможно, представится повод надеть что-то красивое и привлекающее внимание.
Сквозь залитое дождем стекло я увидела, как Феликс снова вернулся к Диомедее и теперь договаривает ей то, что не захотел сказать при мне. Боже милосердный… Неужели он не рад тому, что я приехала и не дала ему умереть?
«Он не обрадуется, когда увидит тебя, он будет зол, как дьявол», – вспомнила я слова Дио, не в состоянии поверить в них после всего того, что сказали мне его губы, руки и глаза. Но тревога и волнение, написанные на лице Феликса, заставили меня сжаться от страха.
Краем глаза я видела, как Феликс разговаривает с той женщиной-пилотом, в теле которой я недавно побывала. Она была чертовки привлекательна, и мне стоило больших усилий подавить в себе приступ ревности, отвернуться от него и переключить свое внимание на Дио.
– Тебе точно не нужна сухая одежда? Горячая ванна? Все что угодно! Мы можем заехать к нам домой прямо сейчас. Или даже пройтись по магазинам…
– Нет-нет, у меня все есть. И в машине очень тепло.
Я не могла думать ни об одежде, ни тем более о ванне. Только о том, что мне сегодня предстоит узнать.
– Хорошо, не стесняйся просить Криса о чем бы то ни было, он будет счастлив исполнить любую твою прихоть.
– Ты уверена? – робко спросила я. – Боюсь, он не рад меня видеть… Как ты и предупреждала.
– Нет, нет, нет, ты ошибаешься! – возразила Диомедея. – Я знаю его и вижу, что с ним сейчас творится. Он очень – очень! – рад тебя видеть. Просто не был готов к такому повороту.
– Что происходит? Он собирался покончить с собой?
– Он собирался покончить с телом, – очень странно сказала Дио, не сводя с меня своих гипнотизирующих глаз.
– Боже, моя голова сейчас просто лопнет от всей этой…
– Знаю, знаю, потерпи еще чуть-чуть. Он все расскажет тебе сегодня. Это должен сделать он сам, не я.
– Мне страшно, – призналась я. – У меня такое чувство, что вот-вот случится что-то ужасное…
– Лика, – она взяла меня за плечи. – Ты думаешь не о том. Посмотри, он жив, он рядом и он рад тебе. Дай своим чувствам говорить вместо тебя и не позволяй, чтобы вместо тебя говорил страх. Ты же рада, что он сейчас здесь?
– Безумно.
– Вот и сосредоточься на этом… безумстве.
Она была права. Мне нельзя впадать в отчаяние.
– Но если что-то пойдет не так, – осторожно начала она. – Если он, черт возьми, только попробует не выложить тебе все, то…
Дио умолкла и, оглянувшись на Феликса, вытащила из внутреннего кармана конверт песочного цвета.
– То покажи ему это и попроси рассказать, кто это.
Я открыла конверт и мельком взглянула на фотографию.
– Он знал их? – спросила я, разглядывая двух незнакомых людей на фотографии: очень привлекательного, на мой испорченный Голливудом вкус, парня – японца или какой-то близкой национальности – и восхитительную девушку.
Лицо девушки можно было бы назвать европейским, если бы не разрез глаз, намекающий на восточное происхождение, и прямые черные волосы, струящиеся по плечам. Она смотрела на него с каким-то нечеловеческим обожанием, обняв его за шею. А парень улыбался, глядя прямо в кадр, и эта улыбка была до странного знакомой.
– Да. Он знал их очень хорошо.
– Но какое отношение они могут иметь ко мне? К нам?
– Самое непосредственное, Лика. Самое непосредственное.
Я подавила приступ любопытства и сунула фотку обратно в конверт.