Они же подымались вверх, накачиваясь всепрощением и любовью ко всему живому. Соответственно и крылья их превращались в сгустки света, всепроникающие и всеобъемлющие материнской заботой. Так вот, этой красе голубоглазой до таких вот сгустков оставалось всего лет десять, если не меньше — контуры перьев разъелись от слепящего даже сквозь человеческую ауру света, у меня непроизвольно заслезились глаза и закружилась голова. А ещё через век-другой она наловчится их маскировать да так виртуозно, что не пробьёшь не одним демоническим суперзрением — обычный ангел, середнячок с серенькими обсмаленными крылышками, такая же мелочь, как и наши черти-надзиратели. Вот тогда-то они и входят в силу, выжигая уже не мелкокалиберную шелупонь вроде нас с Лилит, а охотясь на крупную рыбку, такую, как Молох. Но в отличие от своих менее просветлённых собратьев, вроде того же Агата, эти перцы никогда с нами особо не церемонились, испепеляя во славу своего Бога по двое-трое за раз. И никаких угрызений совести по поводу загубленных душ, если на их сиятельном пути появлялись грешники — в искупление грехов, как и в искреннее раскаяние, они не верили, а, может, просто разучились к моменту посвящения в высший сан. Правда, умирали тоже не прося о пощаде, только презрение на изуродованных слепящим светом прекрасных лицах. Вот это влипла — архангел собственной персоной. Ёлы-палы, сколько лет, сколько зим?..
Как я не боялась, разбираться со мной в доме "божественного" иконописца эта деваха не стала. Лишь предупреждающе прищурила глаза, когда в спальню вкатилась инвалидная коляска, нагруженная Богданом, подносом с завтраком и зашкаливающее хорошим настроением. Сама-то она разглядела мою истинную сущность куда как быстрее, даже не удостоив взглядом видных только ей тёмно-серых контурных перьев и кожистых наростов на сгибах. Хотя, пожалуй, шипы в основании её всё же заинтересовали. Правильно, милочка, не следует недооценивать врага, а подобные милые сюрпризы подпортили в своё время не одну светлую шкурку слишком самоуверенных воителей. В конце концов гордыня — это тоже грех и не стоит впадать в крайности. А вот ещё одно-два преобразования и тогда я обзаведусь несколько иными "колючками" — растроенными и выделяющими трупный яд.
Богдан весело трещал о чудесной погоде, утреннем кофе и ещё какой-то ерунде, потом представил нас друг другу: белобрысую, как свою уборщицу, меня — хорошей приятельницей, милой, доброй и понимающей толк в искусстве. Угу, "уборщица" была очень рада, услышав весьма лестный отзыв в мой адрес и скомканное "премилая девушка, помогает мне на добровольных началах и вообще замечательный человечек" в свой.
— Рая, — недовольно засопев изящным римским носиком, представилась она.
— Ада, — с вызовом ответила я.
Вот и познакомились, очень приятно…
— Это просто великолепно, решили избавиться одним махом и от этого маляра, и от не слишком почтительной меня?
Я вихрем ворвалась в кабинет, не дождавшись, когда сонная Лилит соблаговолит хотя бы предупредить высокое начальство о моём внеплановом визите. Молох чертыхнулся, поставил кровавую кляксу на какой-то зачуханой бумажке и от души запустив чернильницей в мелкого духа-посыльного, стоявшего тут же неподалёку, наконец-то соизволил посмотреть в мою сторону.
— Пошёл вон, — почти ласково обратился демон к дрожащему разносчику. Тот не помня себя от ужаса просочился сквозь щель в двери и дал дёру, позабыв важные документы.
— Ну, здравствуй, — разглядев меня с макушки до копыт, тьфу ты — ног, недовольно поприветствовало начальство. — Что-то не помню, чтоб тебе было назначено…
— Да какая, к чертям, очерёдность? Вы стравили меня с архангелом!
Несколько секунд шеф непонимающе хлопал ресницами и хмурил густые человеческие брови. Я кипя от злости, прошипела отчёт последних двух дней, уделив особое внимание хлопающим ушами товарищам, якобы разведывающим обстановку до моего появления.
— Не кипятись, — уже более мирно посоветовал Молох. — Если ты сказала, что сама её не смогла вычислить, что уж об остальных говорить? К тому же всегда существует риск попасться на такую вот "Раю".
— Но я её боюсь!
Демон укоризненно почесал нос.
— Девочка моя, единственный, кого ты должна бояться, это я, — глухо рыкнул он, — но то ли в силу своей природной стервозности, то ли в силу непроходимой тупости, ты об этом регулярно забываешь вот уже на протяжении…