Дыхание перехватывало, легкие горели огнем, в глазах расплывалось, но Башня уже показалась в пределах видимости. Кажется, мне сигналили машины, когда я мчалась через дорогу, но… все потом!
У входа меня дожидался Сай, но казалось, что руки приклеились к курточке Джессики, я не могла разжать пальцы. Думаю, он это понял, потому что посторонился, давая проход внутрь. И я помчалась по лестнице, высвободив крылья и помогая себе ими. Кажется, я врезалась в пару десятков углов, не вписалась в повороты. Но мне все казалось, что я не успеваю, что время утекает сквозь пальцы. С лица девочки пропал уже и румянец, она казалась неживой и где-то внутри я до ужаса боялась, что не успела. По коридору в медблок я практически летела, хоть места для крыльев не хватало.
Я видела, как у Закари тряслись руки, когда он принимал дочку, когда спешно раздевал ее, когда подсоединял девочку к аппаратам, когда прислушивался, бьется ли сердце, когда смотрел, как Алекс берет у нее анализы, потому что сам доктор не мог попасть иглой в вену. Я смотрела, как они борются за жизнь члена семьи, за жизнь маленького человечка, которые ничего плохо не сделал, и боялась вздохнуть. И только когда движения Закари перестали быть дрожаще-суетливыми, а Алексей облегченно вздохнул, я поняла, что едва дышала, держа себя в напряжении до сего момента.
Стоило лишь сделать выдох, как истерика вырвалась из-под контроля и накрыла с головой. Сквозь слезы я что-то говорила, кажется, просила прощения, я не помню. Помню, что дрожь и рыдания долго не хотели отпускать меня, помню как вцепилась пальцами, судорожно, до белых костяшек, в чью-то рубашку, как прижималась и все просила прощения. За то, что не прибежала быстрее, за то, что не поняла раньше состояние Джессики, за то, что мы вообще пошли сегодня гулять, хотя могли остаться дома.
А кто-то, в кого я плакалась, развозя по одежде слезы, слюни и сопли, гладил меня по голове и тихо уговаривал не винить себя. Что я не знала, что девочке станет плохо. Что я не могла предвидеть все на свете. Что прибежала очень быстро, настолько, насколько было возможно. Что я сделала все от меня зависящее, чтобы помочь ей.
И этот тихий голос уверенно говорил мне много хорошего. Много утешающего. Просто говорил и говорил, до тех пор, пока слипшиеся от слез ресницы не закрылись, и я просто заснула, практически на коленях моего утешителя, боясь открыть глаза и подтвердить свои догадки о его личности.
Но перед тем, как вырубиться, я действительно почувствовала облегчение.
Глава 13. Кошки-мышки
Джессику удалось стабилизировать, как сказал доктор Сабио. Однако о том, что же все-таки произошло, никто сказать так и не смог. Был ли это вирус, бактерия, или же что-то еще, свалившее девочку буквально за несколько часов? Мы не знали. Закари ничего не нашел. Он обследовал дочку несколько раз на все возможные заражения, но… ничего. Организм Джесси с чем-то боролся, а с чем – мы не могли найти. Высокая температура стабильно держалась, не повышаясь и не падая. В сознание девочка так и не пришла. Доктору приходилось держать дочку на поддерживающих препаратах и следить за ее состоянием.
Мы же в свою очередь бросили все силы на поиски хоть каких-нибудь ответов. Я рассказала пошагово последние несколько дней своего времяпрепровождения с Джесси. Мы пытались найти хоть намек на то, как или чем, она могла заразиться. При этом никто из нас, включая меня, как близко контактировавшую с больной в последние несколько часов, так и не почувствовал ухудшения самочувствия.
Мою истерику никто не вспоминал. Вот за что люблю друзей – они не напоминают о стыдных моментах. Но благодарность за это таяла на фоне общей удрученности. И хоть мне сказали, что я не виновата, что-то внутри противно ныло каждый раз, как я задумывалась о Джессике. Можно ли было что-то изменить? Где мы совершили ошибку?
Как помочь маленькой девочке? Мы искали и не находили. Дни шли, а ничего не менялось. Мы оказались в тупике, из которого не было выхода. И когда, казалось бы, мы отчаялись окончательно, мне на почту вдруг пришел файл. Когда иконка мигнула первый раз, я не обратила внимания, мало ли какой спам может на "мыло" прилететь. Но значок продолжал мигать, отвлекая меня от тоски и грусти.
«Привет, Магнолия, пишет тебе твое воспоминание. Ты же уже вспомнила нас? Если нет, напомню. Водопад, камера, разговор, уродка. Организация. Вспомнила? Умничка. Так вот, кажется я предупреждала тебя не рассказывать никому. И тут что я вижу? Ты начала копать. Ладно, думаю, потешится дитя и успокоится, может, займется чем полезным. Так нет же, ты все свои выводы еще и властям отправила. Как хорошо, что мы следим за правительством, не правда ли? Мы же могли и не узнать о твоем предательстве. Глупая, глупая, глупая девочка. Ты забыла, о чем мы договаривались? Неужели? Или забыла, что тебе может быть страшно? Мы напомним, дорогая, не беспокойся.