Крылья черепахи

Забавно, если не считать смерти Бориса Семеновича. В смертях и покойниках нет ничего забавного, это я теперь точно знаю, и все такое. Но когда-то думал иначе…

Блин! Наша русичка-литераторша углядела ястребиным оком мою последнюю строчку и завела нудно: мол, правильная фраза не должна начинаться с предлога «но». Ага, ты мне еще двойку поставь! И почему это не должна, интересно? Наверное, справедливо не только утверждение «умный любит учиться, а дурак учить», но и обратное следствие: тот, кто чересчур любит учить, со временем тупеет катастрофически. Виталий вступился за меня и родной язык, только никаких аргументов не выдумал, сколько ни морщил лоб, а Милена знай долбит свое: нельзя, и все такое прочее. Тут я поднапрягся и выдал из «Мцыри»: «…и опрокинулся. Но вновь…» Завяла Милена, забормотала что-то про исключения, поэтический гений, и все такое. Лучше бы уж сразу про Юпитера и быка.

Сбили меня совсем. Ну ладно. Начну сначала, а если кто опять станет мешать – отдам тетрадку ему. Силой отдам. Пусть сам пишет, а я у него над душой стоять буду.

В общем, помотали они мне нервы – я имею в виду Виталия и Феликса. Здорово помотали, хотя, понятно, без всякого толку. Я, наверно, час в себя приходил. А потом – трамтарарам! — и лопнула вся их детективная версия, одни клочья остались. Не убивал никто Бориса Семеновича. Типичный несчастный случай. Напал на пожилого шизика очередной приступ боязни всего и вся, так он на этот раз не под кровать полез, как обычно, а в подвал, благо малец Кеша ему как раз день открытых дверей устроил. Прятаться в подвале – милое дело. Но тут, видно, что-то его напугало, да так, что бедняга кричать от страха и то забыл. Ломанулся он наверх, распахнул дверь жестяную уж не знаю чем, может, и головой, да не заметил отогнутой жести. Острый такой жестяной треугольничек, очень на лезвие смахивает. Порезаться им плевое дело. Вот Борис Семенович и порезался…

Да не тем местом, каким следовало.

Хорошо, что я не видел, что дальше было – как бегал несчастный по всему первому этажу и пытался остановить кровь. Там фонтаном хлестало! А потом обессилел и упал в кресло. Бр-р. Мне, конечно, было интересно, и интересно до сих пор, в какой момент горилла Рустам завладел изумрудом – отнял у еще живого? ограбил мертвого? — но без ответа на этот вопрос я у как-нибудь проживу. И без того мафиози кровавые в глазах.

Ну вот. Разобрались мы с «убийством». В подвале темнотень, света нет, только пар оттуда валит. И вроде как что-то там негромко плещется. Ну точно – вода!..

Феликс пролез вниз, сунул в воду руку и говорит с удивлением:

— Не холодная, теплая даже…

Мог бы и сразу догадаться. По пару.

— И чего он наверх побежал? Крыса, что ли, шмыгнула, его напугала…

Гляжу – Виталий уже ведет Викентия и успокаивает Марию Ивановну: не беспокойтесь, мол, сейчас вернем вам внука, не на расстрел повели. Приводит, и оба они ныряют в подвал. Я бы и сам полез, да двери узкие. Слышу:

— Тут всегда столько воды было?

— Не-а, — отвечает Викентий. — Тут ее вообще не было.

— Понятно, — басит из подвала Феликс. — Трубы ледоходом порвало…

Тут я злиться на них начал. Взрослые люди, а до простых вещей додуматься не могут, и все такое. Кричу им:

— Какие, блин, трубы? Их где порвало? Над протокой? А при чем тут подвал?

Притихли они на время. Соображают: раз подводящая труба разорвана вне подвала, то никакой воды в подвал из нее поступать не может. Через пару секунд подает голос Виталий:

— То отопление. А водопровод?

— Так вон же трубы, под потолком! — вопит умница Викентий. — Целехонькие! Вы зажигалку не выключайте!.. А внизу тут труб никаких нет! Я видел!

Заспорили они внизу, заругались. Вода плеснула. Слышу, писатель наш язвит: «Налима, что ли, ловишь?» Потом выбираться стали по одному. Все перемазанные, а у Феликса одна нога по колено мокрая и в ботинке хлюпает. Не то пытался глубину померить, не то просто оступился. Злой.

Сорвалась его версия.

— А на вкус эту воду никто не пробовал? — интересуюсь я. Посмотрели они на меня, как на полного идиота, и все такое, но ответили. Нет, мол, конечно, не пробовали, сам иди пробуй, а зачем, кстати?

— А затем, — говорю, — что я не удивлюсь, если она не только теплая, но и минеральная.