Крылья черепахи

— Да ведь она морская! — вскрикнула я, боюсь, несколько громче, чем следовало. — Леонид, послушайте! Она же морская!

— Угу, — ответил он из санузла и снова начал плеваться, потому что глотнул как следует. Мне почему-то вспомнился тот химик, который открыл синильную кислоту, попробовал ее на вкус и, как ни странно, выжил.

— Соленость все же не та, — поправилась я. — Чуть меньше. Она разбавленная, но все же морская! Я ничего не понимаю, Леня, а вы?

Леня не ответил. Он продолжал хрипеть и отплевываться. Время понимания для него еще не пришло, как, впрочем, и для меня.

— А она там прибывает, — вдруг сказал Викентий. — Три ступеньки всего сухие, а остальное уже под водой…

ПРИПИСКА ФЕЛИКСА БАХВАЛОВА: Пользуюсь случаем выразить Марии Ивановне свое искреннее восхищение. Такие женщины стоят того, чтобы ради них жить и чинить конечности всем остальным двуногим.

ПРИПИСКА МИЛЕНЫ ФЕДУЛОВНЫ: Мизерабль!

V. Рассказывает Феликс Бахвалов

Вода в реке здорово поднялась за ночь – на метр, не меньше. Висел плотный туман, потихоньку выедал набрякший снег и, похоже, не собирался рассеиваться. Правый, ближний берег Радожки едва угадывался с крыльца «Островка», но от уреза воды был виден более явственно; дальнего берега и излучины не было видно вовсе.

Занятие нашлось всем и сразу: орать. Шел одиннадцатый час утра, завтрак в санаторной столовой давно кончился, а на берегу, насколько туман позволял различить берег, было пустынно. Нет, я не был нисколько удивлен тем, что о нас забыли, более того, я был почти уверен, что санаторное начальство вообще не осведомлено о нашей невольной робинзонаде – подумаешь, несколько отдыхающих предпочли обойтись без ужина и завтрака, кому какое дело? Уж точно не кухонному персоналу. Почти наверняка кто-то из отдыхающих видел вчера, как ледоход унес мост, но опять же, чего ради он сразу помчится ставить на уши дежурного администратора? Администратору и без доброхота, полагается доподлинно знать, что происходит во вверенном ему хозяйстве, ну и иди себе спокойно, налюбовавшись на катаклизм, на процедуры, или куда ты там шел, и не встревай.

Орали мы так, что охрипли, и хоть бы хны. Ни один паршивый любитель утреннего моциона не выбрал для прогулки маршрут над речным обрывом – зябко, видите ли, промозгло… Ор наш глох в тумане. Наконец, очень не скоро, с того берега кто-то подал голос, и мы охрипше завопили на разные лады – сообщите, мол, позовите, мол, кого-нибудь, помогите голодным и холодным, сами мы не местные… О трупе, что характерно, никто уже и не вспомнил.

Ожидание – скучная вещь. Надежда Николаевна без толку бродила туда-сюда вдоль уреза воды. Инночка угрюмо нахохлилась на крыльце, напоминая не то воробья-переростка, не то бомбу замедленного действия. Ненадолго появилась Милена Федуловна, буксируемая повизгивающей бульдожкой, дала собаке пометить сугробы и уволокла ее обратно. Матвеич вынес из холла свой пенопластовый ящик и уселся на него верхом. Виталий курил и многословно выпытывал у мрачного и не расположенного к разговорам Коли, почему он не курит и все еще жив.

Я прервал этот допрос, взял у Виталия мобильник, набрал номер Радогодского отделения УВД и от недовольной дежурной узнал, что дело у них на контроле, что оперативно-следственная бригада вот-вот будет у нас и что, мол, вашим (так и было сказано – «вашим») делом занимается старший инспектор Дурдыев Адель Абдурахманович. Нет, Адель – не женское имя. И не французское. После чего нам было наказано не беспокоиться, но каким-то чересчур напряженным тоном. Таким тоном говорят по телефону домохозяйки, когда подозревают, что в эту самую минуту у них на плите выкипает молоко.

— Что? — спросил Виталий. — Едут?

— Едут-то едут…

Я не стал напоминать ему о том, что добраться от шоссе до санатория – уже нетривиальная задача, если не располагаешь амфибией или вертолетом. Где старший инспектор Дурдыев с неженским именем Адель сможет разжиться подходящим случаю транспортом? У военных? В принципе это возможный вариант, но тут все упирается в личные отношения между местным мвэдэшным и военным начальством. Могут помочь, а могут и указать на то, что великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин умер и за керосин платить не будет.

Наверное, уже указали, подумал я. Иначе сыскари уже были бы здесь.

Так, а кто еще может им пособить? Спасатели из МЧС? Пожарная авиация? Карлсон? Баба-Яга в ступе с инспектором Дурдыевым на внешней подвеске? Про себя я уже решил: если наше положение не изменится до вечера – велю убрать покойника из холла к чертовой матери, и пусть из меня потом вынут душу за сокрытие следов преступления, которого не было. В «Островке» живут нервные и не очень здоровые женщины – мне здесь не нужны ни сердечные приступы, ни психические расстройства.