Крылья черепахи

– Еще не все, – сказал Мухин-Колорадский.

– А что еще? – спросил я.

Надо быть снисходительным к мелким человеческим слабостям. Во всей этой истории я заставил нашего писателя сыграть довольно жалкую роль и вообще оставил его в дураках, не решившись посвятить в суть замысла. Теперь солдат, долгое время не понимавший своего маневра, жаждал отыграться.

Я готов был предоставить ему маленький реванш.

– Мы еще не видели подвал. Забыл?

Да, действительно.

– Чердак мы, между прочим, тоже не осматривали, – резонно добавил я, а Леня хрюкнул. – И дымоход. Я уж не говорю о крыше… Ну ладно, пошли поглядим на подвал…

Дверь в боковую башенку ушлый Викентий открыл мастерски, не то что в мой номер. Убежден, что это было сделано тихо и без порчи замка. Удивительно, что Коля вообще обнаружил малолетнего взломщика. Случайно, наверное.

В башенке было темно и тепло. Почему-то висел туман, как в парной, пахло сыростью. Я пропустил Виталия вперед. Если для сохранения лица ему необходимо проявить инициативу – пусть проявит.

– Ни хрена тут не видно, – пожаловался литератор и принялся искать по карманам зажигалку. Нашел, щелкнул.

– Оп! А ведь и тут кровь…

– Откуда? – проворчал я. – Дай посмотреть. Да подвинься ты!

Он не подвинулся. Пятясь, он вылез спиной вперед. Глаза у него были шальные.

– Глянь. Там, на стене…

Я отобрал у него зажигалку и глянул. Н-да… Вот куда ударила первая струя из рассеченной артерии. Сюда, а не на ковер в холле или коридоре.

– Мы идиоты, – сказал из-за моей спины Виталий, и я знал, кого в первую голову он имеет в виду. – Решили, что Бориса Семеновича резанули по шее в холле или коридоре. Вот где его резанули! Собственно, его вообще никто не резал…

Дверь в подвал была распахнута настежь. Обыкновенная обитая жестью дверь. В одном месте жестяной лист отстал и загнулся. Как раз на уровне моего плеча. И на уровне шея Бориса Семеновича.

Он был покрыт темной коркой засохшей крови. – Лезвие? – спросил Мухин-Колорадский, мстительно улыбаясь. – Убийство? Рустам? Бритва, да?

ПРИПИСКА ВИТАЛИЯ МУХИНА: Признать свою ошибку под давлением неоспоримых фактов – еще не доблесть. Не выдумывать при этом несуществующих подробностей, приписывая окружающим мелкую и недостойную реакцию на чужое фиаско, – труднее. Ответственно заявляю: никакой мстительной улыбочки с моей стороны не было и не могло быть.

ПРИПИСКА ФЕЛИКСА БАХВАЛОВА: Согласен заменить улыбку на ухмылку – или признать, что страдаю аберрацией зрения и при случае записаться на прием к окулисту.

II. Рассказывает Леня Жуковяк

Была такая глупая песенка: «Ни минуты покоя, ни секунды покоя». Ее-то я и вспомнил, когда ко мне пристали: напиши, мол, да напиши. Неймется им. Подозреваю, что оба они исповедуют принцип: если матросу нечего делать – пусть драит медяшку. И ведь что характерно: отбрила их Милена, отказалась строчить мемуар – они особенно и не настаивали. Монолит, а не тетка. Ну, она Милена, ей море по колено…

Хотя, с другой стороны, кому и писать после Виталия и Феликса, как не ей? Все-таки училка словесности, правила грамматики помнит, а я, кроме «жи» и «ши», ни в зуб ногой и До сих пор со вздрогом вспоминаю «трехъярусный» и «предъюбилейный». Ну, Виталий сказал, что ошибки потом выправит, какие сможет, и все такое, а Феликс похлопал по плечу: дерзай, мол, благодарные потомки тебя не забудут.

Дерзаю.

Скромное такое дерзание, сугубо местного масштаба.

Понятно, я первым делом потребовал дать мне почитать, что там они сами написали. Поломались, но дали. Едва разобрал. Почерк у нашего писателя, как у дважды второгодника, притом страдающего нервной трясучкой. Читал – ржал. Пинкертоны! Это надо же – настолько не въехать в ситуацию! Ортопед еще ничего, а писатель меня просто удивил. Не понять сразу, что тогда, в холле перед панно, мы с Феликсом выгораживали малолетнего взломщика Кешу ради чудесной старушки Мариванны! Лучше уж нанопитеки, чем сердечный приступ, и все такое. Черствый и бестолковый народ эти писатели, ей-ей.

Феликс – тот умнее. Углядел камешек у покойного мафиозо, вспомнил, что видел меня однажды с «Практическим руководством», ну и связал одно с другим. Мотив, мол, убийства и все такое. Да, камешек уникальный, только я-то тут при чем?..

Вот чего терпеть не могу – это когда подбираются сзади и заглядывают в тетрадку. Будто крадут с тарелки. Взорвался, наорал. Мне в ответ: полдня сидишь, а родил всего одну страницу? Едва не бросил писать к чертовой маме. Да, одну страницу, а не две и не десять. Хотите быстрее – верните тетрадь нашему писателю, он их рожает, страницы эти, как свиноматка поросят, и все такое.

Смирились, отстали. Ну то-то. Сейчас им небо вообще с овчинку покажется, потому что я начну сначала.