Крылья даны всем детям человеческим

С минуту они глядят друг на друга. Джо остывает. Он опускается на ящик рядом с Джимом, предлагает ему сигарету, Джим берет ее, и Джо, чиркнув спичкой, дает ему прикурить, затем прикуривает сам.

Джо(затянувшись сигаретой, удовлетворенно). Да ты, парень, почему не сказал это с самого начала?

Джим. Мы оба черномазые.

На углу улицы появляется тот же шарманщик, который был в первой сцене. Шарманщик играет: "Возьми конфетку…" Юноши слушают, глядя прямо перед собой. Шарманщик удаляется, наступает молчание.

Джо(поднимается с ящика). Пойду выпью холодненького пивка. (Собирается идти. Затем останавливается.) А тебе не пора в школу? (Уходит.)

Джим по-прежнему сидит на ящике, уставившись перед собой.

Картина третья

Тот же перекресток. Пять лет спустя. Ничто не изменилось. Весенний вечер. Фонарь, стоящий на углу, льет безжалостный свет на лица прохожих. Уличный шум по-прежнему громок, только стал более прерывистым и однообразным, натруженным. Проходят двое, один белый, другой черный. Оба утомленные; зевают. Больше не слышно смеха ни в домах белых, ни в домах негров. С улицы, где живут белые, тот же тенор еще более гнусавым фальцетом, чем прежде, поет последнюю строчку песни: "Когда я расстался с тобою…" Ему вторит негр: "И ждал я Роберта Ли…" И затем все стихает.

Входит Шорти — типичный гангстер. Напевая под нос, он ждет кого-то, вглядываясь в даль улицы.

Шорти(возмущенно). Долго мне тут ждать тебя? (Начинает напевать.) "Завернулась она в кимоно, зарядила ружье, чтоб прикончить того, кто обидел ее". (С презрением.) Элла не такая! Ружье не для нее! Шума поднимать не будет! Подсластим немного — это подбодрит ее.

Входит Элла, одета очень бедно. Она бледна, глаза ввалились; говорит холодно и устало.

Ты получила письмо?

Элла. Потому и пришла.

Шорти. Как поживаешь?

Элла. Хорошо.

Пауза.

Шорти (смотрит на нее с недоумением, слегка обескураженно). Мне казалось, что ты хочешь услышать от меня что-нибудь о Микки?

Элла. Нет, не хочу.

Шорти. Значит, тебе безразлично, где он и что с ним?

Элла. Да, безразлично.

Шорти. С каких это пор?

Элла. Давно.

Пауза.

Шорти(улыбаясь отвратительной подлой улыбкой). Между нами говоря, детка, ты и другие девчонки, которых он бросил, скоро расквитаетесь с ним. Я в курсе его дел. Слежу, как он тренируется. В следующем бою, помяни мое слово, ему конец. И это будет дело ваших рук, тех, кого он кинул, и тех, кто кинул его. Все вы будете на стороне его противника; лучших секундантов не сыщешь. Вы ему и лицо ополоснете, и оботрете губкой, и полотенцем помашете. И Микки ни одного удара не отразит, будто вы все тяжелым грузом повиснете на нем. И он сразу брякнется на колени… (Опускается на колени, подражая боксеру, который не очень твердо держится на ногах.)

Элла. Я бы очень хотела увидеть, как он окажется на коленях.

Шорти …А потом — бац врастяжку! Вышел из игры! Судьи считают: раз… два… десять! Нокаут! С Микки кончено. (Говоря это, он проделывает все, что должно произойти с Микки, бросается плашмя на мостовую. Поднимается, злобно смеется.)

Элла. Для меня он не существует. Уж давно. (Пауза.) Ты зачем позвал меня?

Шорти. Он меня послал.

Элла. Зачем?

Шорти. Подкинуть деньжат тебе. (Вытаскивает из кармана пачку денег и нехотя протягивает ей.)