Крылья феникса

— Я бы сказал, — не отводя взгляда, произнес Шайн, — что она в любом случае не переживет грядущую ночь и мои инструкции тебе не понадобятся. Как бы нам всем ни хотелось обратного.

Не став спорить и в очередной раз подавив поднимающиеся из глубин души эмоции, я вошел в смежную комнату. Ида лежала в той же позе, что и до моего ухода. Бледное, сливающееся с тоном простыней лицо оставалось все таким же бесстрастным, окутанным легкой вуалью умиротворения. Если бы не усилившиеся тени под глазами, можно было бы подумать, что она просто спит.

Посмотрел на нее несколько долгих секунд, после чего осторожно взял на руки. Каскад спутанных волос загорелся под лучами заглянувшего в окно закатного солнца. Но ни солнце, ни даже мое яркое сияние не заставили сомкнутые веки дрогнуть.

Запечатлев на холодном лбу короткий поцелуй, — как испокон веков делали фениксы, желая поделиться с кем-то благословением Пресветлого, — прижал Иду к себе и решительно шагнул в открывшийся световой проход.

Ида

Я никогда не была в пустыне и могла только догадываться, как чувствует себя затерявшийся в ней человек. Но сейчас ощущала себя именно таким человеком, много дней находящимся под неумолимым палящим солнцем, страдающим от жажды и нестерпимой сухости во рту и даже глазах. Под веки словно насыпали колючего песка, малейшая попытка пошевелиться причиняла нестерпимую боль во всем теле.

С трудом приоткрыв глаза, увидела перед собой лишь абсолютную черноту.

«Пресветлый, я что, ослепла?!» — промелькнула в гудящей голове ужасающая мысль.

Сознание было сонным и ватным, застланным пеленой путающего мысли тумана. Связно думать не получалось, и я совершенно не представляла, что происходит и где я нахожусь.

Хотелось позвать кого-нибудь, но я не могла говорить. Горло словно оцарапали жесткой наждачной бумагой, и оно болело как при ангине. Кажется, в последний раз мне было настолько плохо во время серьезной болезни в детстве…

Следующая пробившаяся сквозь плотный туман мысль привела меня в еще больший ужас. Я вспомнила о лорде Снэше. Вспомнила, как он находился на грани жизни и смерти, которую я так старалась не позволить ему перешагнуть.

Переживания о самой себе тут же ушли, оставив один-единственный волнующий вопрос: он жив? Жив ведь, да?

Облизав пересохшие и, судя по ощущениям, потрескавшиеся губы, я позвала:

— Эй…

Собственный голос показался чужим. Хриплый, севший и тихий, он мог принадлежать древней старухе, разменявшей не один десяток лет.

— Есть здесь кто-нибудь? — Язык ворочался с трудом и казался очень горячим. Я даже ненароком его прикусила, тут же ощутив во рту неприятный металлический привкус.

Где-то неподалеку раздались размеренные шаги, за которыми последовал звук открывшейся двери. Кто-то вошел в комнату… где бы эта комната ни находилась, и, кажется, приблизился к кровати… или на чем я там лежала?

— Вы очнулись, — произнес лишенный эмоций мужской голос.

Он показался мне смутно знакомым, но попытка напрячься и вспомнить, где его слышала, принесла новую вспышку головной боли.

Я выбирала — спросить, где нахожусь или с кем говорю, когда неизвестный сам разрешил мои сомнения:

— Меня зовут Росс. Я — слуга лорда Нориана Снэша, в доме которого вы сейчас находитесь.

— Он жив? — Как только осознала смысл сказанного, задала я самый главный вопрос.

— Лорд жив и пребывает в добром здравии, — последовал незамедлительный ответ.

Я испытала такое колоссальное облегчение, что к и без того раздраженным глазам подступили горячие слезы. Жив… Значит, у меня все-таки получилось. Значит, все было не зря.

Теперь, когда этот момент прояснился, я вернулась к другому волнующему меня вопросу. Задавать его было страшно, но не спросить я не могла:

— Скажите… а сейчас — ночь?

Спросила и напряглась, боясь услышать отрицательный ответ.

Прошло всего несколько коротких секунд, прежде чем Росс ответил, но по ощущениям минула целая вечность.

— Нет.

Сердце оборвалось и ухнуло куда-то вниз. Во рту стало еще суше, горло сдавил спазм. Я закашлялась. Поблизости тут же раздался плеск, и спустя мгновение моих губ коснулось прохладное стекло. Росс придерживал мою голову, а я пила и пила, глотая воду вместе со слезами от боли, как физической, так и моральной.

Когда я, утолив жажду и шумно дыша, пыталась успокоиться, слуга все тем же лишенным эмоций тоном произнес:

— Вам тяжело говорить, поэтому молчите и слушайте. Вы пробыли без сознания трое суток. Доктор Шайн не давал и процента на то, что вы придете в себя. Но, поскольку никогда нельзя исключать вероятность чуда, все эти дни он наблюдал за вами и проводил необходимые для восстановления процедуры. Накануне вечером дал специально приготовленный для вас эликсир, который, по его словам, являлся вашим последним шансом. Лорд Снэш проводит у вашей постели все свободное время. Этой ночью у вас был сильный жар, который удалось сбить только к утру. Полагаю, это было действие эликсира, который все-таки привел к положительному результату. Доктор предупреждал, что в случае того самого чуда могут быть самые разные последствия. Вы не видите, как я понимаю?