Ближайшие живые разумные существа от нас были в десятках километров, так что, не считая чрезвычайно редких и кратких визитов бывших соратников, а сейчас просто друзей, наше уединение было абсолютным. И черта с два нам было скучно или требовались еще какие-то развлечения, кроме благоустройства своего личного гнезда, добычи пропитания и секса. Я вообще никогда не была социальным и общительным созданием, а Мак-Грегора бесила необходимость хоть с кем-то, даже мимолетно, делить мое внимание, и, как ни странно, это становилось все очевиднее с каждым месяцем.
Единственное, что нарушало картину нашего «хорошо», — это то, что Киан перестал оборачиваться и летать, как только мы закончили добывание и переправку домой всех необходимых для простого уюта вещей. Сколько бы я ни спрашивала, ему удавалось соскочить с этой темы, так что наш быт, включая вылазки на охоту, был как у обычной, чисто человеческой пары. И вот, кстати, если он все же допытает меня насчет всех возрастных заморочек, я из него тоже в конце концов вытащу, почему не вижу моего ящера столь долго.
— Детка? — На этот раз пробудивший меня от недолгой дремы голос моего виверна был тревожным. — Что-то происходит.
Я бы спросила что, но уже и сама почувствовала. Моя кожа горела и чесалась, а еще казалась жутко тесной. В кровь словно запустили какой-то газ, и его пузыри понеслись по венам, раздувая их и кипятя изнутри.
— Вот зараза! — прохрипела невнятно. — Похоже, я заболела. Жарко до невозможности.
Я выползла из постели и тут же была схвачена Кианом.
— Куда?
— Хочу в воду. Может, она этот жар снимет.
Молча он подхватил меня и, выскочив из дома, потрусил к воде. Зашел вместе со мной по колено и уселся, водрузив меня сверху и начав поливать водой пригоршнями, пока я шипела и извивалась от одновременно шокирующего и приятного контраста. Ощущения не исчезли, но уже не так досаждали, зато появилось иррациональное впечатление, что мои кости как-то велики для моего тела, что ли.
— Запах твой… — озадаченно проворчал Мак-Грегор, потеревшись носом о мою шею и заерзав. — Он меняется.
— Воняю?
— Нет, заставляет почувствовать себя каким-то совсем уж озабоченным козлом, — признался он, но я это и так уже почувствовала. — Тебе плохо, а меня что-то прям аж клинит от желания. Не злись.
— Не злюсь. — Я потерлась об него в ответ, заставив застонать, и вот уж отчего действительно стало легче. Возбуждение так запросто вытесняло поганое самочувствие, и было оно с каждой секундой все мощнее, я буквально дурела, уплывала.
Впилась в его рот, рыча и только что не выгрызая предельную глубину поцелуя. И сделала то, чего раньше себе не позволяла: укусила Мак-Грегора за нижнюю губу, оцарапала зубами язык и торжествующе застонала от вкуса его крови. И все… Просто Летти Войт в эту секунду кончилась!
Она занырнула на глубину, в самую толщу неизведанной прежде эйфории, ошеломленная, но и ликующая, а там, снаружи, в полосе прибоя неуклюже заколотила по воде здоровенная чешуйчатая ящерица, что пыталась как-то привыкнуть управляться с новым телом.
Мак-Грегор же стоял рядом, пялясь на меня огромными удивленными глазами, неверяще, а потом запрокинул голову, раскинул руки и заорал во всю мощь легких: «Получилось!». И в этом вопле был целый океан ликования.
— С днем рождения тебя, любимая! — сказал он, успокоившись, и тут же обратился сам.
Конец.