Крылья, ноги... главное - хвост! [Книга третья]

Вилка сунулся было к хозяйке, рассчитывая на похвалу, но что-то почувствовал и не стал приставать, а вместо этого устроился на Иефином плаще, положил перед собой добычу и застыл, глядя в темноту круглыми желтыми глазами. Иефа улыбнулась, глубоко вздохнула, сосредотачиваясь, и закрыла глаза. Песня пришла сразу, как будто все это время была где-то рядом, готовая начаться с прерванной ноты. У Иефы закружилась голова, заныли запястья, сердце затрепыхалось перепуганной птицей, а потом все ушло, исчезло, растворилось в высоком чистом звуке. Из солнечного сплетения в пустоту потянулась белая светящаяся нить, от нее разлетались серебристые сполохи, и пустота впитывала, впитывала, впитывала…

Ты так далек от земли сырой,

Ты так увлек себя злой ездой,

Скрипкой с одной струной,

С этою стороной

Связано все до конца.

Кто ты? Прохожими тропами

Скачешь ли рысью, галопом ли?

Поле тебе соврет,

Будто летишь вперед –

Звезды не видят лица.

Странные скачки,

В спину поет роса:

«А в полнолуние ведьмы холеные

Пляшут над городом,

Пляшут над городом

Твоим…»

Кружась над лесом в переплетении звуков, Иефа знала, что Зверь услышит и придет. Потому что это абсолютно безразлично, каким получился твой Зов: громким, как горный обвал, или беззвучным, как падающий лист. Главное, чтобы Зов был искренним.

Детеныш совомедведя, убаюканный тихим голосом барда, встрепенулся, широко распахнул глаза и встопорщил перья на загривке. За лагерем наблюдал кто-то чужой. Кто-то прятался в темноте и внимательно слушал пение хозяйки. Вилка угрожающе поднял лапокрылья и тихо заклекотал, но чужак не ушел, а двинулся в обход лагеря, стараясь подойти поближе к Иефе. Вилка точно не знал, чего хочет чужак – украсть пищу или напасть на хозяйку. С одной стороны, хозяйка могла за себя постоять, но чутье подсказывало Вилке, что даже если ее сейчас съедят, она не заметит. С другой стороны, если Вилка бросится на защиту хозяйки, пища останется без присмотра, и чужак вполне сможет ее забрать. Совомедведь несколько секунд нерешительно топтался на месте, но чужак подобрался совсем близко, и тревога за хозяйку пересилила.

Иефа очнулась от грозного клекота и хлопанья лапокрыльев. Вилка, не разбирая дороги, ураганом промчался через весь лагерь, основательно оттоптал Иефе ногу, одним прыжком перемахнул через мирно посапывающего мага и вломился в ближайшие кусты, щелкая клювом и взревывая. Иефа попыталась вскочить на ноги, но накатившая слабость намертво пригвоздила ее к земле. Из кустов доносились треск и топот. Иефа вытащила меч из ножен, встала на четвереньки и поползла на звук. Продравшись сквозь заросли черемухи, полуэльфка обнаружила злого встрепанного детеныша, пугающего темноту.

- Вилка, - осторожно позвала Иефа. – Вилка, что случилось?

Совомедведь булькнул что-то в ответ и яростно щелкнул клювом. Иефа прислушалась. Лесная тишина ответила привычными ночными шорохами. Иефа подползла к детенышу, села и погладила встопорщенные перья.

- Ну что с тобой, маленький? Что тебя так испугало? Все хорошо, видишь, здесь никого нет, - сказала полуэльфка и тихо добавила: - Вроде бы.

Вилка покрутил головой, посверкал глазами, опустился на четыре лапы. Иефа почесала детеныша за ушами.

- Пойдем, боец.

Кое-как добравшись до лагеря, полуэльфка устроилась у костра и принялась ощипывать тетерева. Вилка расположился рядом, моргая на свет и чихая, когда перья падали ему на морду. Иефа отрешенно смотрела в пустоту, чувствуя, как постепенно уходит предательская слабость, и размышляла.