Крылья огня

Подписи не было, но Ратлидж и так знал, что снимки прислала Рейчел Ашфорд. Он пытался представить себе Рейчел и Питера рядом, вообразить, как Питер женится на ней, но у него ничего не получилось. И не потому, что Рейчел казалась ему не во вкусе Питера. Просто Питер, каким он его запомнил по школе, должен был очень отличаться от человека, погибшего на Килиманджаро. Совсем как он, Ратлидж, изменился до неузнаваемости по сравнению с тем мальчиком, который лелеял столько грез и замыслов на будущее.

Достав фотографии из конверта и разложив их на столе, он посмотрел на них, точно не зная, чего ожидать. Более того, он совсем не был уверен в том, что ему так уж хочется видеть их лица.

Каждая фотография была подписана с обратной стороны. Ратлидж начал с более старых. Розамунда Тревельян в двадцать лет сияла юностью, красотой и каким-то умиротворением. Он вгляделся внимательнее. Да, сила в ней тоже чувствовалась, а в глазах плясали смешинки. Анна и Оливия стояли среди роз в саду – такие похожие, что на обороте, против имен, стояли вопросительные знаки. Две девочки в белых платьях с кружевными оборками, длинными кушаками и лентами в кудрявых волосах, застенчиво улыбались в камеру. Очень хорошенькие. Овал лица у них был такой же, как у Розамунды, хотя им не передалась ее красота. Снова те же девочки, немного старше, с маленьким мальчиком и еще одним ребенком в длинном платьице. Николас и Ричард. Николас выглядел довольно высоким для своего возраста; взъерошенный, темноволосый, темноглазый. Правда, на снимке не видно было, какого цвета у него глаза – карие или темно-синие. Еще одна фотография, где Ричарду пять лет, а Николасу – семь или восемь. Вся семья на вересковой пустоши. Ричард стал очаровательным мальчиком с широкой, лукавой улыбкой и веселыми глазами. Некоторые сказали бы: прирожденный смутьян, всегда готовый к проказам. Может быть, тем легче было убийце заманить его на болото…

Николас, который без улыбки смотрел в объектив, казался сосредоточенным. Вскинул подбородок, в глазах – вызов. Но на другой фотографии, с Оливией, он улыбался – должно быть, Анна уже несколько лет как умерла. На том же снимке с ними Розамунда; на руках у нее близнецы Сюзанна и Стивен, почти невидимые в облаках кружев их крестильных рубашек. Но Розамунда по-прежнему казалась лишь на несколько месяцев старше той девушки, какой она была в двадцать лет; она стояла, склонив голову, с улыбкой в глазах, на которую готов был откликнуться любой мужчина. Красивая, оживленная, одухотворенная. Зато Оливия держалась в тени матери; худощавая девочка с длинными вьющимися волосами. Рядом с Оливией – Николас; он положил сестре руку на плечо, словно защищая. Ратлидж снова посмотрел на Оливию. Из нее получится поэт! Так вот она – женщина, которая оставила свой след в вечности! И все же он заметил в ней что-то еще и пожалел, что фотография не слишком крупная. Священник сказал, что ее невозможно было забыть. Но что именно в ней незабываемо?

Мужчина. По одну его сторону стоит Кормак, по другую – близнецы, которые уже ходят сами. Они держатся за ноги отца и застенчиво улыбаются фотографу. Брайан Фицхью, его старший сын и дети от Розамунды. Хотя Брайана трудно было назвать красивым, в нем чувствовалось определенное обаяние. Зато Кормак уже тогда выглядел красавцем: стройный мальчик с изящной посадкой головы и умными глазами. Он с детства понимал, что добьется многого, и не сомневался в своей силе. Близнецы были светловолосыми и хорошенькими, как херувимы; они унаследовали красоту Розамунды, а отцовские черты проявились лишь в крепости их сложения. Обоим передалась живость матери.

На последних двух фотографиях были мужчины. Пожилой мужчина с бородой, прямой, широкоплечий, рядом с более молодым человеком в форме. Капитан Марлоу, первый муж Розамунды, с ее отцом, Эйдрианом Тревельяном. Тревельян не улыбался – у людей его поколения не принято было улыбаться в камеру. Зато Марлоу весело смеялся, глядя на фотографа. В его глазах плясали веселые огоньки, придававшие его лицу обаяние. Ратлидж понимал, почему Розамунда его полюбила. Должно быть, они были красивой парой. На следующем снимке он увидел еще одного мужчину, снятого рядом с конем. Джеймс Чейни, отец Николаса. Ратлиджу не нужно было переворачивать снимок, чтобы понять, кто он такой. Сын был его копией, по-своему привлекательным тихоней, интровертом.

Ратлидж еще раз по очереди всмотрелся в фотографии. Все они умерли; из большой семьи осталось всего двое – Кормак и Сюзанна. И только Сюзанна потомок Розамунды Тревельян…

К нему подошел пожилой бармен и спросил, не принести ли ему еще пива. Он сразу заметил фотографии.