В это время мы встречались довольно часто. В первую очередь на заседаниях Совнаркома. Приход Бориса Львовича в зал ожидания, где собирались наркомы и представители ведомств и наркоматов, сопровождался неизменным оживлением. Всегда он был в хорошем настроении, весел. Когда же начинал говорить с серьезным видом, но со смешинкой в глазах, все знали - жди подвоха. Время в общении с ним проходило совершенно незаметно и интересно.
Потом работы стало очень много, и времени для встреч уже не оставалось. Однако мы с Борисом Львовичем чувствовали потребность в общении друг с другом и не раз возвращались вместе домой. Обычно это происходило очень поздно, часа в три-четыре утра. По дороге выходили из машины и шли пешком - другого времени для прогулок не было. Именно в это время шел серьезный разговор: я рассказывал, как идут дела, в чем затруднения; своими наболевшими думами делился и Борис Львович. Встречались мы и в кабинете Сталина, куда иногда вызывали нас обоих. Слушали доклады друг друга по делам каждого из наших наркоматов и по вопросам, общим для вооружения и авиации.
И вдруг незадолго до начала войны узнаю: Ванников отстранен от должности. Это произошло, конечно, не без помощи Берии, который сумел внушить Сталину подозрение в "шпионской" деятельности наркома. Высоко ценя Бориса Львовича как работника, Сталин поначалу решил не арестовывать его, а поручил Маленкову и Берии встретиться с ним и предложить рассказать обо всем чистосердечно. В этом случае он будет прощен и оставлен на своем посту. Состоялись две такие встречи. И конечно, Ванников ничего не мог сказать о своих занятиях "шпионажем": встречался с иностранными представителями, но по поручению правительства и в интересах страны.
Сталин не поверил.
Вскоре после ареста Бориса Львовича, когда мы остались со Сталиным вдвоем, он, зная о наших близких отношениях с Ванниковым, сказал, что тот оказался шпионом. Я ничего не ответил. Тогда Сталин спросил:
- Почему вы молчите?
- А что я могу сказать? Удивлен!
Когда началась война и люди, знающие оборонную промышленность, стали еще больше нужны, Б. Л. Ванникова спустя примерно месяц прямо из тюрьмы привезли в кабинет Сталина. И Сталин сказал ему:
- Мы хотим назначить вас уполномоченным Государственного комитета обороны по организации оборонной промышленности на Урале. И добавил:
- Вы на нас не сердитесь, в свое время я тоже сидел в тюрьме.
На что Борис Львович со свойственной ему находчивостью ответил:
- Вы, товарищ Сталин, сидели как народный герой, а я как "враг народа".
Так Ванников вновь приступил к государственной деятельности. Когда в начале 1942 года выявилась необходимость улучшения производства боеприпасов, Борис Львович был назначен народным комиссаром промышленности боеприпасов.
Сталин почти ежедневно занимался авиационными делами. Как Председатель Совнаркома он как-то созвал совещание наркомов и выступил с речью о стиле руководства. Говорил о том, что главное - тщательно разбираться в порученном деле, знать людей, учить их работать и учиться у них, не считать, что ты все понимаешь и знаешь лучше других. Закончил свое выступление Сталин так:
- Вот я часто встречаюсь с молодым наркомом товарищем Шахуриным и вижу определенную пользу от этих встреч, да и ему, думаю, они не бесполезны.
Эти слова вызвали в зале гул одобрения.
Когда мы уходили с заседания, нарком общего машиностроения П. И. Паршин заметил:
- Вот это здорово, я к своему шефу раз в три месяца не всегда попадаю, а ты почти каждый день бываешь у Сталина.
- Это так,- отозвался я,- но ты не думай, Петр Иванович, что это просто бывать у Сталина. Когда едешь к нему, никогда не знаешь, по какому вопросу вызван и какой вопрос возникнет в ходе доклада или беседы, а ответить всегда нужно точно. Сталин мог согласиться, что ответ ему будет дан завтра по вопросу, требующему подготовки: совета с заводом, конструкторами. Но на вопросы, которыми непосредственно занимается руководитель, ответ должен быть незамедлительным.
Частые общения со Сталиным многому учили меня, молодого наркома. Главное вырабатывалось умение все решать быстро, оперативно. Если возникал какой-то вопрос и по ряду обстоятельств он не мог быть решен сразу, то после изучения и проработки он все равно решался в ближайшее время. Общение со Сталиным приучало к быстрой организации нового дела, а также и к безусловному выполнению принятых решений.
Теперь может показаться странным, но мы не уходили из своих кабинетов до двух-трех, а то и до четырех-пяти часов утра. Так было заведено. Вероятно, можно было работать и по другому распорядку, но тот, кто был непосредственно связан со Сталиным, работал именно так, потому что так работал и сам Сталин.