В июле начались налеты гитлеровской авиации на Москву. В первые дни на заводах рабочих выводили из цехов в укрытия, чаще всего в щели. В цехах и на крышах оставались дежурные, чтобы гасить зажигалки и вести огонь по фашистским самолетам из крупнокалиберных пулеметов. Всякий раз теряли драгоценные рабочие часы, и, естественно, задерживался выпуск продукции. Вскоре все убедились, что к Москве удается прорваться немногим самолетам, и то не всегда, поскольку их встречали на дальних подступах ночные истребители и зенитная артиллерия. Ущерб от налетов был не так уж велик, а потери в выпуске продукции ощутимыми. Заводские коллективы решили: не прекращать работу во время воздушных тревог. За всю войну на московских заводах от фашистской авиации урон был минимальным, хотя на картах вражеских летчиков эти предприятия значились как объекты особой важности.
С началом налетов на Москву меня стали вызывать на станцию метро «Кировская». Сюда во время воздушной тревоги перебирались члены Политбюро. Вначале я думал, что меня вызывают для докладов. Вопросы почти всегда находились. Но иногда никаких вопросов не возникало, и я понял, что меня просто вызывают в убежище на время тревоги. В таких случаях продолжал заниматься своими делами. Звонил в наркомат, на заводы: не прорвались ли самолеты, есть ли какой ущерб, как идет работа и т. д.?
В один из таких приездов Сталин, обращаясь к А.А. Андрееву и показывая на меня, заметил:
— Вот авиационная промышленность, несмотря на трудности, вызванные войной, работает ритмично, как часы.
Услышать это, конечно, было очень приятно. Но забот и трудностей в работе появлялось так много, что скоро стало ясно, что такая оценка отражала лишь определенный период в нашей деятельности, в которую война вносила свои коррективы.
Уже скоро мы лишились поставок авиалеса и авиафанеры, а также дельта-древесины с предприятий, расположенных в Белоруссии и Ленинградской области. Если принять во внимание, что авиалес был у нас одним из основных материалов, можно представить, как много новых трудностей возникало только с этим вопросом. Выручало то, что на заводах и в целом в авиапромышленности был создан значительный запас различных материалов, что позволяло какое-то время работать независимо от заводов-поставщиков. В первые недели и месяцы войны, когда, например, прекратился выпуск сортовой стали, подшипников и труб в связи с переброской заводов, производивших все это, мы справлялись с задачами за счет накоплений. Если бы не запасы, нам бы пришлось очень туго.
Вспоминая то время, думаю, что мы, безусловно, не все предусмотрели, не во всем подготовились к войне так, как следовало. В частности, не сдублировали основные базы снабжения. Нельзя сказать, что это совсем не делалось. Кое-что делали и в этом направлении, но завершить все не успели. До войны был создан на Урале завод авиационных лакокрасок. Там же строился завод резинотехнических изделий. Начали заготавливать авиационную древесину на Кавказе и в других местах. Что-то сделали еще. Но, как показал ход войны, не все.
Почему некоторые вопросы, поднятые на совещании в Госплане СССР и в Наркомате авиационной промышленности, возникли лишь тогда, когда война уже началась? С сожалением приходится констатировать, что никто из нас не предполагал, что война грянет так внезапно. Никто не мог предположить, что очень скоро мы лишимся почти половины европейской части страны, важной в экономическом отношении. Настрой был совсем иной. Кто мог подумать, что буквально с первых часов возникнет такая нужда в дублерах, такой острый дефицит в некоторых материалах и что именно так неблагоприятно сложится для нас начало войны?
Наркомат авиапромышленности развернул большую работу по созданию новых баз снабжения и перебазировке многих заводов-поставщиков в тыл страны. Почему мы занялись этим, хотя заводы-поставщики в основном входили в другие наркоматы? Дело в том, что Наркомат авиапромышленности обладал большими возможностями, чем другие наркоматы. Мы входили в правительство с соответствующими предложениями и добивались решения вопросов.
В июле — августе фронт особенно настойчиво требовал штурмовики — они применялись для борьбы с вражескими танками. На заводе в Воронеже скопилось много этих самолетов, а их нельзя было послать в бой — не было бронестекла. Бронестекло изготавливал единственный завод под Ленинградом. Но к этому времени он уже эвакуировался. На других заводах выпуск этой продукции еще не наладили. По специальной связи заводу предложили найти бронестекло, какое осталось. Набралось десятка два бронекомплектов. Встал вопрос о том, как их вывезти. В Ленинград полетел начальник Главного управления снабжения С.М. Сандлер.