Крылья рух

– Эсфи и Мэриэн добрые, дружелюбные, не такие, какими людей тут описывают, и если вы с нами полетите в гости, то сами увидите, как интересно в большом мире! Хорошо?

Саера пискнула: «Да», но Мирэм тут же прикрыла ей рот ладонью, а мать сдержанно отозвалась:

– Мы об этом поговорим.

И поговорили – Тарджинья долго не забудет, как мать заперла её в комнате и окатила ледяными словами:

– Никуда ты отсюда не денешься. Хочешь, не хочешь, я тебя не спрашиваю. Довольно я твоё своеволие терпела! Попробуй опять попытаться сбежать – и десяти шагов не пройдёшь, как тебя схватят. Поняла?

Тарджинья молчала и дивилась себе, своей глупости – как она могла об этом не подумать? Едва мать вышла, Тарджинья позвала младшую сестру и уговорила её позвать дядю Каримана. Но Саера вернулась, пряча глаза: Кариман услышал, что Тарджинью заперли, и отказался приходить, твердя, что она наверняка попросит помощи, а он не сможет помочь. Мол, это дело Фарнии, и другим нечего вмешиваться! Выслушав Саеру, Тарджинья в ярости облила водой стены своей комнаты, кляня тот день, когда решила, что дяде можно доверять.

– Выберешь жениха, – велела мать, однако Тарджинья отказывала всем, кто приходил, а тех, кто был слишком самоуверен, осыпала насмешками. Она понимала, что мать этого долго не потерпит, но остановиться не могла. Хотелось вывести Фарнию из себя… и сделать ей так же больно, как было самой Тарджинье.

Вот и вывела из себя. Прислонившись лбом к оконному стеклу, Тарджинья смотрела на вышивающих сестёр. Слёзы стекали у неё по щекам и капали с кончика носа, и Тарджинья знала – ей всё равно больнее.

IV

Закат был хорош – белую массу облаков снизу подсвечивали лучи солнца, превращая её в огромное красное одеяло. Мэриэн любовалась этим зрелищем, сидя у входа в свою палатку, и вспоминала последний разговор с Эсфи. Та забралась с ногами на постель, как бывало раньше, и завернулась в такое же красное одеяло, а Мэриэн аккуратно прикрыла за собой дверь и подошла ближе. Эсфи ведь хотела поговорить. Наедине.

– Ты обиделась, да? – Эсфи смотрела ясными голубыми глазами, лицо у неё было чистое и невинное. Мэриэн села и приобняла её за плечи:

– Нет.

Над полом плавали подсвечники, над кроватью – подушки, над столом – статуэтка бога земли.

– Я стараюсь всё вместе держать, – с удовольствием поделилась Эсфи. – И у меня получается! Мэриэн…

– Что?

– Ты… ты, наверное, думаешь, что я тебя не ценю, боишься, что я сама не смогу справиться… А я просто хочу, чтобы ты отдохнула! Попутешествовала, развлеклась… Ну, и про драконов мы же хотели узнать!

Мэриэн молчала, следя за лениво покачивающимся в воздухе подсвечником. Он был заляпан воском, а от свечи остался жалкий огрызок – ночью, должно быть, горела целый час.

– Мэриэн, скажи что-нибудь, – голос Эсфи прозвучал почти жалобно. Мэриэн опомнилась, притиснула её к себе и выплеснула всё то, что хотела сказать ещё на прощальном обеде:

– Я буду только рада, если ты справишься сама. Знаешь… когда ты была маленькой, я думала, что ты вырастешь слабой, глупой девчонкой, из тебя не выйдет настоящей королевы. А теперь я понимаю, что ошибалась, и ты… нет, не такая, какой была твоя мать, – Мэриэн торопилась объяснить свою мысль, – ты… другая. Кому-то кажешься лучше, кому-то хуже, но я уверена – ты станешь настоящей королевой. И когда я вернусь из Гердении, мне не в чем будет тебя упрекнуть.

Эсфи обняла Мэриэн, и они сидели так долго-долго, пока подсвечники не стукнули об пол, статуэтка не встала на место, а подушки не шлёпнулись на кровать.

Вспоминая об этом, Мэриэн почувствовала, как к горлу её подкатил непрошеный комок. Эх, Эсфи! Что ни говори, она ещё недостаточно взрослая, чтобы править самостоятельно. Разговоры разговорами, а Мэриэн не сомневалась, что ей придётся, едва приехав из Гердении, разбираться со всеми делами. Ладно. Эсфи должна получить этот урок, чтобы вовремя опомниться…

Солнце опустилось за горы, начало темнеть, и пора было ложиться спать. Мэриэн хотела уйти в палатку, но раздался испуганный женский крик:

– Ваша Светлость! Ваша Светлость!

Это оказалась Арна; она неуклюже хромала к палатке Мэриэн, подволакивая ногу. Худое лицо скривилось, длинными пальцами Арна теребила распахнутый ворот своей рубахи. Как и Мэриэн, Арна одевалась в походе по-мужски, да и на лошади сидеть было удобнее, когда ты не в платье.

– Что такое? – Мэриэн поспешила навстречу.

– Лойс, – выдохнула Арна. – Он болен! Чем-то опасным…

– Лекаря! Скорее! – Мэриэн пробежала мимо неё и услышала, как Арна кричит ей вслед:

– Он уже там!

Гедэй стоял на коленях в палатке Лойса и что-то мешал в плошке деревянной ложечкой. Сам Лойс лежал на собственном плаще, сложенном вдвое, и чуть шевельнулся, когда Мэриэн стремительно вошла в палатку. Гедэй вскинул узкие чёрные глаза, тут же опустил их и стал монотонно бормотать что-то на бей-ялинском языке.

– Лойс! – Мэриэн хотела подойти к нему, но лекарь не пустил её, предостерегающе подняв покрытую коричневыми пятнами руку:

– Благородный барон болеть! Не подходить!