Крылья Руси (СИ)

В любом случае – несуразная химера. Просто потому, что сильным мужчинам нужны сильные женщины, только от такой можно ждать сильных и умных детей. А не нежные лилии, которых придется оберегать всю жизнь. Дети-то тоже получатся лилиями… даже если и тигровыми, зубов у таких цветов не будет. А Марфу Софья помнила.

Милая, нежная, очаровательная… липучка. Феде бы такую, не Алешке!

Будь она другой, Софья дала бы брату развлечься. Покувыркались бы месяца два, потом вышла бы Марфуша замуж, да и долой из столицы и из сердца. А такие прикипают, врастают, привязываются и привязывают. Если с ней так поступить, последствия могут быть самыми непредсказуемыми, вплоть до самоубийства.

Софья еще по той жизни помнила, как влип один ее товарищ. Всякое бывает, переспали, что ж теперь, жениться? Так эта дура работала в его компании. На заседании совета акционеров она просто подала себе кофе с мышьяком, выпила и заявила, мол, сейчас сдохнет на глазах у любимого, на его руках, чтобы помнить его глаза, чтобы он помнил… ну и прочие подобные глупости. Жаль, не знала, что мышьяк мгновенно не действует.

Откачали и устроили по блату в психушку. Но опозорился товарищ на всю Россию!

А здесь куда? В монастырь?

И то, там-то девяностые, никому никакого дела не было до истеричной дуры, но сплетничали несколько лет, напропалую, мужик, наверное,на узел завязал, чтобы второй раз так не попасться, а тут нравы другие! Не то время, чтобы ходить и блудить!

Уля будет переживать по-страшному, шила в мешке не утаишь. Семья трещину даст,команда распадаться начнет, репутация царя будет подорвана. И что останется?

Проблемы, сплошные проблемы…

Надо переговорить с Алексеем, посмотрим, что он скажет. Софья раздумывала, как начать этот разговор, но не пришлось – брат пришел к ней первым.

- Соня, надо посоветоваться.

***

В изложении Алексея история была почти такой же. Но… брат не знал, что ему делать. Хотелось, очень хотелось, но пока еще царь перебарывал в нем человека. И Софья оценила.

Коснулась рукава братика, приобняла за плечи.

- Алеша, нельзя тебе с ней. Не здесь, не сейчас, ты же понимаешь? Уля тебе никогда не простит. Не сможет… Ты столько строил свою семью, чтобы потом все потерять ради сомнительной девицы?

Алексей весь аж вскинулся – и это был плохой признак, очень плохой.

- Соня, ты не понимаешь. Она такая, она… настоящая.

Соня крепко обняла брата за плечи, удерживая здесь и сейчас, чтобы не наделал глупостей.

- Понимаю, Алешенька. Может быть, именно я и понимаю. Но – нельзя. Ты царь, своей волей ты можешь послать меня к чертям, забыть мои слова и поступить, как хочешь. Можешь заткнуть меня, упрятать Улю в монастырь, можешь привести в терем эту плаксу, приказать детям принять ее, как мать… можешь?

И Алексей опустил плечи.

- Сонь… это так гадко звучит.

- Именно. А делать это – еще гаже получится. Уля тебе доверяет. А эта?

- Она такая нежная, хрупкая…

- Алешенька, ты просто влюблен. Но и дон Хуан любил нашу Любушку. И – отказался. Ради своей страны он сделал тяжкий выбор, и принял свой крест. И они счастливы с Машей, насколько могут и умеют. Думаешь, с Любавой ему было бы лучше?

Алексей покачал головой.

- Соня, я не могу выбрать. Но и видеть ее не хочу. И… хочу. Что делать?

Соня взъерошила братцу волосы.

- Поезжай-ка ты с детьми и Улей в Дьяково? На пару месяцев. Или куда в паломничество? Хочешь?

- Не хочу, - отозвался Алексей, – но поеду.

- А я тут решу вопрос.

- Ты не причинишь ей вреда?

- Алешка! – Софья возмутилась уж вовсе ненаиграно. – За что, за то, что она тебе понравилась? Совесть поимей!

Алексей ткнулся лицом в простое темное платье Софьи, ощущая, как тонкие пальцы с парой колец – от него, да от Ивана, перебирают волосы совсем по-матерински, ласково, уютно. Да. Хорошо, что она рядом. И сможет понять, и поддержать, и помочь…

Всей правды он Софье так и не сказал. Женщина чем-то зацепила его. Было в Марфе нечто... тонкое, возвышенное, нежное. Ее хотелось поднять на руки, прижать к себе и защитить от всего мира. Унести на поляну с цветами и остаться рядом с ней навечно. Только вот...

Сейчас он безжалостно давил в себе эти мысли, рассказывая все сестре. Понимал – она сейчас встревожится, найдет Марфу и действительно займется ее судьбой. И будет у той дом, дети, супруг...

Про царя она и думать забудет. А вот Алексей сейчас отлично понимал дона Хуана.

Это могла быть любовь. Могла быть страсть.

И ее надо было раздавить каблуком, потому что есть Ульрика, дети, государство...

Будь оно все... нет!

Не смей договаривать! Даже думать о таком не смей, Алешка!

Он – царь. И это его ярмо. И долг, и честь, и люди на него рассчитывают. Никогда он не поставит даже возможность любви выше всего этого. Так уж воспитали.

А сердце все равно иногда щемит, стоит только вспомнить грустный взгляд громадных голубых глаз.

***