Гнев Людовика, умело подогреваемый иссиня-бледной Анной де Бейль, был страшен. Французские придворные жалели только о том, что они не змеи. Как хорошо бы сейчас заползти куда в щель – да и спрятаться. И не выползать месяц.
Все слуги ее вдовствующего величества были допрошены с пристрастием, кроме трех самых доверенных (с пристрастием - означало и дыбу, и пытки водой и прочие милые радости в застенках Бастилии) и наконец сознался один из поварят. И что получил, и от кого получил – ла Рейни подхватил ниточку и принялся рыть.
И – остановился.
Говорят же, что в жизни все повторяется дважды, но один раз трагедией, а второй – фарсом. В тот раз король пощадил мадам де Монтеспан.
А герцогиню де Фонтанж?
А вот тут – извините.
И детей у нее было куда как поменьше, всего двое от короля, и надоесть она Людовику успела хуже зубной боли. Глупа ведь…
В постели хороша, но и только. И сам Людовик, скажем честно, уже не был таким сатиром, как в молодости, потихоньку снижая постельную активность и задумываясь о душе.
Приговор был жестоким и страшным.
Плаха и топор.
Анжелика бросилась в ноги возлюбленному, умоляя о милости. Не получилось.
Памятно королю было дело о ядах, ой как памятно. И как шатался трон – тоже. Какое там милосердие? Зарыл бы! Собственноручно!
Повезло ли герцогине – сказать сложно, потому что ее недотравленное величество решила, что лучше быть милосердной. Немного. И тоже упала в ноги королю, прося о милосердии к дурочке. Людовик рыкнул, сверкнул глазами, топнул ногой… потом посмотрел на иссиня-бледную интриганку и чуть смягчился. Ладно уж… пускай живет.
В одном из дальних монастырей, где-нибудь в Оверни или еще где подальше…
Милосердие выходило сомнительным. Никто и не сомневался, что Анжелика де Фонтанж не проживет там слишком долго, скоропостижно скончавшись от какой-нибудь чахотки или несварения желудка. Монастыри – они вообще очень вредны для опальных королевских фавориток, и мадам де Монтеспан тому пример. Но вслух все восхваляли доброго короля и милосердную вдовствующую королеву.
Анна де Бейль постепенно приобретала все большее влияние на Людовика и собиралась его использовать исключительно в своих целях.
Франция?
Англия?
Русь и только Русь.
***
Его величество Джеймс Стюарт благосклонно взирал на жену и детей.
Нельзя сказать, что он сильно любил свою Энни, но все же… Они столько лет вместе, у них четверо детей, и еще троих прибрал к себе Господь, они отлично понимают друг друга.
А женщины…
Почему бы и нет? У короля могут быть фаворитки, все равно ни одна из них не встанет на место королевы.
Да, король и королева…
И до сих пор Джеймс не мог поверить в свое счастье. Пусть трон весьма зыбок, пусть казна не особенно наполнена, пусть по стране возникают мятежи, а Уэльс – это вообще осиное гнездо, но он воссел на трон своих предков.
Теперь надо удержаться и передать его сыну. Получится ли?
Зыбко, все так зыбко…
Джеймс Монмут был по-житейски неглуп и понимал, что на трон его практически
Да, безусловно, там и их руки.
Испанцы? Тоже возможно. Во всяком случае, несколько колоний у него уже откусили, а что он может сделать?! И хочет ли что-то сделать?
Честно говоря, не очень. Джеймса устраивала роль короля. И вообще – на его век хватит, а дети… разберутся, куда они денутся! О нем что-то родной отец не позаботился!
Его величество отбросил неприятную мысль в сторону и пригласил жену на танец. Энни вспыхнула и заулыбалась.
Да, фаворитка будет ждать Джеймса в спальне, но на людях… о, здесь и сейчас – он примерный семьянин! Никакой череды любовниц, как у отца с дядюшкой, никаких ценных подарков за счет казны… титул – можно. Или замуж выдать повыгоднее, но эти милости короне ничего не стоят. А золото или земли – нет уж! Самим мало!
Джеймс улыбался, танцевал с супругой, потом смотрел фейерверк и чувствовал себя счастливым. Видела бы мама… но Люси Уолтер умерла, когда он был еще малышом.
Джеймс и не знал, что рядом с ним нарывом медленно зреет заговор…
***
- Что скажете, Чарльз?
- Что у меня не меньше прав на престол, чем у этого выскочки, Джон. Да и у вас тоже…
Кроме Монмута у Карла было еще тринадцать внебрачных детей. Признанных и произведенных им в графы и герцоги. И с точки зрения закона, имеющих такое же право на престол, как и Монмут.
А почему – нет?
У них матери и познатнее были. Что мать-герцогиня Чарльза Леннокса, что графиня Кастлмейн у Джорджа Фицроя. И что?
Более знатные матери, более высокие титулы, должности при дворе – и все закончилось в единый миг!
Когда стало ясно, что Монмут побеждает, братья собрали все маленькое и ценное, что помещалось в седельных сумках – и рванули к границе с Шотландией. И правильно сделали.
Те, кто не успел, сейчас обживали Тауэр.
Казнить единокровных родственников Джеймс все-таки не мог, но всем было ясно, что Тауэр – это та же смерть. Просто чуть замедленная и отсроченная. Кто там будет проверять, скончался ли граф Плимут от болезни легких, или эта чахотка разгуливала на двух ногах и подливала яд в пищу?