Читаем Крылья. Сборник русской духовной и патриотической поэзии. Современные поэты Подмосковья. Выпуск первый полностью

Читая в рукописи этот многоголосный сборник, я часто вспоминал удивительно простые и вместе с тем дерзновенные строки известного поэта, вынесенные в эпиграф моих нехитрых размышлений. Счастливым образом мне довелось быть с ним знакомым еще с тех времен, когда его сочинения публиковались лишь за границей и ходили по рукам в самиздате. Автор этих строк, как нетрудно заметить, был верующим человеком. Он пережил почти весь двадцатый век, близко знал и дружил с такими поэтами, как Осип Мандельштам, Анна Ахматова и Арсений Тарковский… Семен Липкин воевал в Сталинграде, бывал на краю жизни и смерти, знал почет и славу самого значительного в нашей стране переводчика древней народной поэзии. На старости лет поэт пережил и вынужденное забвение, когда в так называемые «застойные» годы, предшествующие отечественным переменам, он выразил свое резкое отношение к несправедливым действиям в отношении молодых литераторов. То есть попросту вышел из Союза писателей. Первый неподцензурный сборник его стихотворений составил за границей Иосиф Бродский, заметив в одном из интервью, что эта работа оказала ему честь…

Помню, как уже в 1990-х, возвращенный российскому читателю, собирающий полные залы, выпускающий одну за другой книги, он неожиданно и очень доверительно спросил меня: «Как Вы думаете, останется ли от нас с Инной (Лиснянской – женой, известной поэтессой. – П. К.) хоть несколько стихотворений? Это – серьезный вопрос, поверьте…»

Конечно, «Бог сохраняет все». Но мне и по сей день не дает покоя вопрос престарелого поэта. Куда, вообще говоря, уходит все то, что мы называем творчеством? Неужели «все вечности жерлом пожрется, – как говорил старик Державин, – и общей не уйдет судьбы»? И что позволяет нам отделять понятие «поэзии» от «стихотворчества»: вкус, читательский опыт, что? И всякие ли искренние мысли о Боге, Промысле, собственной душе – зарифмованные и овеянные авторской музыкой – переживут свое время, а не останутся лишь частным фактом биографии создавшего их стихотворца?

Читая сборник, я думал и о том, как удивительно устроен наш язык. Что именно в нем, кажется, как ни в каком другом, словно бы заложена тяга к стихослагательству, которое, безусловно, возвышает душу любого человека, взявшегося с чистым сердцем рифмовать свои душевные, да и духовные переживания. Но всегда ли они становятся поэзией?

Я ни в коем случае не собираюсь оценивать и как-то разбирать прочитанные стихи. Думаю, что составители книги и многие ее авторы догадываются о том, что мера дарования того или иного участника сборника – явление и таинственное, и различимое – разом. Да, тут есть и «домашняя», самодельная лирика; есть и удачи, есть более или менее профессиональный подход к тому ремеслу, за которое они брались и еще возьмутся. Иные стихи трогали меня своей музыкой, другие – мыслью, третьи – темой или неожиданным поворотом сюжета.

Если же говорить о непосредственных читательских чувствах, то главное – из пережитых мной, это – благодарное удивление. Не могу не вспомнить в этой связи писателя Михаила Пришвина, писавшего одной из своих знакомых: «Ваша основная ошибка в том, что источником поэзии считаете доброе сердце… Запомните это навсегда, что из доброго сердца выходят добрые дела, но поэзия рождается в иных областях нашей души. Она рождается в простой, безобидной и неоскорбляемой части нашей души, о существовании которой множество людей даже и не подозревает. Настоящая поэзия потому так редка и так в конце концов высоко ценится, что очень мало людей, которые решаются и умеют считать реальностью эту сторону души. Огромное большинство людей в жизни своей исходит от обиды, оскорбления или греха…» Это, думаю, очень важное и парадоксальное заключение, тем более что дальше в этом же письме Пришвин говорит о том, что «в охране» этой части души, этого драгоценного источника «не участвуют ни добро, ни зло»…

С этой частью размышлений Пришвина можно, наверное, спорить, но вот определение той части души, которая участвует в зарождении стихов – как «простой, безобидной и неоскорбляемой», – по-моему, замечательно. Я вспоминал эти слова, читая некоторые стихи из нашего сборника, и мне казалось, что Пришвин говорил именно о тех, кто их написал.

За последние годы в России вышло несколько весьма представительных поэтических антологий, объединенных духовной темой. Эта тема закладывалась уже в названия книг: «Молитвы русских поэтов».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза