Крылья Севастополя

- От Херсонеса взяли курс прямо на Евпаторию, - рассказывал Федор Волочаев. - Идем на небольшой высоте, под нами - «молоко» (приподнятый туман), над головой - облачность, впереди тоже ничего не видно. Думаю, как же бомбить будем, если земля закрыта? Но нам повезло: у береговой черты туман будто ножом обрезало и мы сразу увидели дорогу, ведущую в Евпаторию, повернули по ней. Идем низко. Вот и город: знакомая набережная, театр, площадь… Рядом - стадион. Батюшки мои, все забито пушками, автомашинами, тягачами! Нас немец, конечно, не ждал - ни единого выстрела. А ведущий дает сигнал: «Внимание!» Бомбы посыпались вниз, а мы - скорей вверх, но все же взрывной волной тряхнуло основательно. Вася говорит: «А теперь из пулеметов угостим!» Делаем разворот, ныряем вниз, а впереди уже шуруют другие наши самолеты. Ну, и мы всыпали. Фашисты мечутся, орудия от взрывов вверх тормашками летят, автомашины горят. Прямо кино!

- Хорошо, что «мессеры» не застукали, - заметил Мордин. - Там аэродром рядом. Было бы тебе кино.

- Ну, это еще как сказать. Как бы там ни было, а разведка что сообщила? Уничтожено 15 орудий и 20 автомашин, да живой силы больше сотни человек. Впечатляет?

Волочаев с гордостью добавил:

- Сегодня генерал Остряков всем нашим экипажам объявил благодарность за отличное выполнение задания. [83]

…Мы очень рады были этой встрече с друзьями, особенно, конечно, я. Но к радости примешивалась и грустинка, что вновь встретимся не скоро, а, может, и вовсе не встретимся. Такое уж время суровое.

День 24 апреля выдался теплый, но пасмурный, слоистые облака плотным серым шатром накрыли город, не пропуская к земле даже слабые солнечные лучи. В свинцово-неподвижной поверхности бухты отражалось хмурое небо. Константин Михайлович, усевшись на берегу, время от времени брал гладенькие, до блеска отполированные камешки, бросал их в воду и затем долго, с угрюмой задумчивостью наблюдал, как на воде, постепенно затухая, лениво растекаются круги.

- Скорей бы вечер, - вдруг сказал он. - Катер придет, Акимова с Пастушенко нам на смену привезет, а мы с тобой - в «Мечту пилота».

- Чем тебе тут плохо?

- Не плохо, но… зря время теряем. Херсонесцы, видишь, какие дела творят, а мы здесь круги по воде пускаем… Будто в кусты спрятались.

Он хотел, видимо, еще что-то сказать, но тут какой-то шум отвлек наше внимание: гул - не гул, свист - не свист, а именно возникший где-то в облаках и все нарастающий шум.

- Что за черт! - только и успел сказать Яковлев. И в этот момент мы увидели самолеты: шесть Ю-88 вынырнули из облаков с юга, с той стороны, где бухту от моря отделяет только узкая полоска земли. Они шли на крутом планировании, шли прямо на бухту Круглая, их тупые носы были направлены, казалось, прямо на нас. Но затем вдруг «юнкерсы» круто развернулись вправо, вдоль восточного берега бухты, и от них начали отделяться черные капли бомб.

- Мастерские! - крикнул Яковлев.

Да, на той стороне бухты размещались авиаремонтные мастерские - единственный, пожалуй, военный объект в районе бухты. Прежде он ни разу не подвергался бомбардировке, а теперь вот, воспользовавшись густой облачностью, фашисты подкрались незаметно и с небольшой высоты, с крутого планирования сбросили бомбы. Сильные взрывы, один за другим, сотрясли воздух, вверх, почти до облаков, взметнулся огромный столб черного дыма - это взорвалось бензохранилище, дождь камней - больших и малых - засыпал бухту. Отбомбившись, самолеты так же внезапно исчезли. Мы переглянулись и, не [84] сговариваясь, кинулись к мастерским, над которыми все еще медленно оседала пыль.

Прибежав, увидели страшную картину: дым, гарь, огонь, рухнувшие перекрытия корпусов, крики, стоны, кровь…

Незадолго до налета в мастерские прибыли командующий ВВС ЧФ Н. А. Остряков и заместитель командующего ВВС ВМФ Ф. Г. Коробков, зашли в ангар, где стоял недавно отремонтированный истребитель, осмотрели его, собирались выходить. И в это время раздался свист бомб. Крупная фугаска, не менее 500 килограммов, взорвалась прямо у входа в ангар, чудовищной силы взрывная волна ударила в стенку ангара, словно бумажную, смяла, скомкала ее, железной тяжестью обрушила на людей.

Николай Алексеевич Остряков лежал на боку, правая рука под щекой, левая - откинута в сторону, кожаный реглан был распахнут, на синем кителе выделялась белоснежная полоска подворотничка. Еще желтизна смерти не успела коснуться его лица, казалось, что 34-летний генерал погружен в сон, но мы знали, что сон этот - вечный.

В это трудно было поверить. Только вчера он на своем краснозвездном «яке» поднимался в воздух, ходил с неизменным своим ведомым Николаем Александровичем Наумовым «по большому кругу», как называли они полет над передовой, только минувшим вечером поздравлял пикировщиков с отличным выполнением задания, а теперь вот лежит спокойный и безучастный ко всему…