Медведь пошевелил носом, шумно вдохнул и выдохнул, будто действительно потерял меня из виду и теперь пытался вынюхать. Черный кожаный нос, размером с мою ладонь, описал в воздухе несколько восьмерок, снова шумно втянул воздух, маленькие глазки недоверчиво сощурились, будто медведь никак не мог сопоставить информацию от разных источников чувств, и наконец, приняв какое-то решение, хищник развернулся на задних лапах и почесал прочь.
Почувствовав жжение в груди, я впервые за все это время игры в гляделки выдохнул. Не знаю, что конкретно помогло — то ли то, что я не шевелился, то ли то, что мокрый насквозь, я, скорее всего, и пах тоже как болотная коряга, то ли медведь чуял во мне скрытую опасность… Не знаю, что помогло, но хорошо, что помогло. Драться с медведем, даже если демон во мне жив и здоров, и я смогу воспользоваться его возможностями, все равно не хотелось.
Наконец толково осмотревшись, я выяснил, что сижу на берегу реки, или, вернее будет сказать, возле берега — на мелководье, глубиной как раз столько, чтобы меня не снесло течением, и как раз столько, чтобы я не захлебнулся. Река широкая — переплыть можно, но не мне с моими далеко не лучшими навыками, но не очень быстрая — наверное, только поэтому меня и не утащило течением еще дальше.
Что меня тащило течением вообще, было совершенно очевидно — как-то же я здесь оказался?
На мне была все та же одежда, в которую я был одет в тот момент, когда узнал, что копье все это время была у Аяки — белая рубашка с воротом на шнуровке и белые штаны, полусапоги из коричневой кожи, разве что белая солнцезащитная хламида отсутствовала. Вся одежда, конечно, была мокрая насквозь и пестрела многочисленными дырами, словно меня волки грызли, но зато сам я был практически невредим.
Внешне, во всяком случае.
Приведя в порядок и ноги тоже, я кое-как встал на четвереньки, выполз из воды и растянулся на гладкой шелковистой береговой траве, подставляя спину солнцу. Пока оно прогревало меня, я продолжал поочередно напрягать все мышцы организма, о которых смог вспомнить, возвращая их к жизни.
Когда холод немного отступил, я перевернулся на спину и закрыл глаза, предоставляя себя светилу.
Рогатый, почему мне так хреново? Никогда же не было такого.
Мы могли так сильно огрести в драке с культистами, что теперь помираем?
Логично. Тогда что с нами? Есть хотя бы идеи?
Но ты же что-то чувствуешь? Какие-то изменения, может?
Демон ненадолго затих. Я буквально кожей чувствовал, как он напряжно думает, анализируя самого себя. Почти так же, как совсем я недавно делал со своим организмом, только… В своем, демоническом плане. Вряд ли у него есть организм в полном его понимании, и что он там в себе анализировал я не скажу точно.
Но явно что-то было.
В смысле? Толще?
На себя посмотри. Думаешь, до хрена понятно, что ты имеешь в виду?
Наверняка это потому что я давно не пил зелье.
Откуда же я знаю? Но явно давно, раз меня из Шалихада рекой куда-то унесло. Суток двое, не меньше. Как мы вообще выжили, находясь в беспамятстве двое суток?
А ты высокого мнения о себе.
Радует, что ты хотя бы частично меня признаешь.
На этом разговор с личной шизой я закончил — как раз прогретые солнцем и наконец начавшей циркулировать в штатном режиме кровью, мышцы перестало сводить мелкими судорогами, и я смог, пошатываясь, встать и еще раз осмотреться. Основательнее.
Лес. Не знаю, какой лес, какой-то лиственный, не разбираюсь в деревьях, я все же боец-контактник, а не ботаник. Явно не шалихадский лес, вот что главное. Такие деревья, с густыми кронами широких зеленых листьев, просто не выжили бы в пустыне из-за своего дикого испарения воды. К тому же не помню, чтобы в пустынях реки текли в окружении земляных, а не песчаных берегов.
Это, конечно, если в пустыне вообще есть реки.
Остается только выяснить, где я. И как сюда попал. И почему. Именно в таком порядке, потому что только в таком порядке эти вопросы обретают смысл.