Но почему-то я не терял сознание от боли, и даже не задыхался, как следовало бы при таком повреждении легких. Мало того — боль была весьма терпимой, примерно на уровне сломанного носа. Приятного мало, но далеко не смертельно.
Да и крови на торчащих из груди крыльях было удивительно мало. Несколько тонких струек.
А что я должен сделать?!
Я попытался развернуться, но крылья моментально напряглись, зашелестели, не позволяя мне этого сделать. Наколотый на них, будто жук на булавку, я мог двигаться только в одну сторону — вперед, чтобы сорвать себя с крыльев, но даже этого император не позволил бы мне сделать. Крылья и так медленно пронзали меня все глубже и глубже, выходя из груди все дальше и дальше.
Тогда я хлестнул за спину копьем. Достал его, превратил в гибкий хлыст и махнул за спину не глядя, словно веником в бане!
И чуть не упал — настолько быстро исчезли крылья. Перестали существовать, перестали подпирать меня, лишив частичной поддержки. Я переступил с ноги на ногу, прижал свободную руку к ранам на груди, скорее рефлекторно, чем действительно в попытках остановить кровь — она совсем не текла, — и снова развернулся лицом к залу.
Император стоял напротив меня, снова завернувшись в крылья. Стальная маска безэмоционально взирала на меня, словно на кусачего жука. Я поднял копье, указывая наконечником на императора.
— Теперь давай на равных… — тихо прошептал я, едва сдерживая в себе ярость.
Император не ответил.
Он просто снова исчез.
Да что ты будешь делать!
Да заткнись ты! Мешаешь!
А нахрена ты это делаешь?! Тебе ли вот не похеру, в чьем теле в итоге собраться, а?! Что я вытащу крылья из императора, что император из меня — тебе не все ли равно?! И в том, и в другом случае ты станешь единым, достигнешь своей цели! Так какая разница, где и как это произойдет?!
Да как я его найду, если его не видно?!
Черт, точно… Со всей этой котовасией я совершенно забыл, что я могу пользоваться демоном не только как прибором ночного виденья с бешеным зумом, но и как линзой магического спектра! Надо всего лишь настроиться на правильный лад… И закрыть глаза.
Ведь держать их открытыми нет никакого смысла, если ты все равно не видишь противника.
Я выдохнул и зажмурился, снова погружаясь в состояние, в котором все органы чувств, кроме зрения, начинают работать за пределами своих возможностей. Снова вспомнил полутемный тренировочный зал, короткие шаги тренера, легкие дуновения ветерка от летящих в голову тренировочных лап, едва слышный шелест ткани, сминаемой каждый раз по-своему — от удара, от шага, от поворота, от приседа…
И тьма расступилась. Я снова видел — или, вернее, будет сказать, обозревал. Тронный зал окрасился в градации серого, где каждая грань, каждое ребро, каждый угол и каждая вершина были чуть светлее всего остального фона. Я оказался словно посередине трехмерного чертежа зала, выполненным белой тушью на серой бумаге. Единственным ярким пятном во всем этом был центральный трон, переливающийся яркой бирюзой — там совсем недавно сидел император.
А вот самого императора не было.