Крылья. Ставка на любовь

Тяжело… Очень тяжело оторваться и уйти. Но ушла, сказалась, что выспаться хочу перед работой. Ага, высплюсь, пожалуй… Лежу и думаю, что этажом ниже, если по прямой, то метрах в трёх, лежит человек в своей постели и тоже не спит… И что стоит всего лишь набросить халат и спуститься и, чего стоит, не делать того, о чём потом пожалею, оба пожалеем…

Еле удержалась, когда ощутила тяжесть его руки на своих плечах, как хватило сил оттолкнуть? Не понимаю, пытку сама себе придумала! Надо было скорую вызвать сразу в пятницу, сейчас бы ни мучилась в сомнениях. Отнесла бы передачку типовую: сок, апельсины, вполне достаточно для соседки и для одноклассницы вполне.

Сама виновата! Себя разбередила и его тоже, долечилась, дозаботилась! Дала надежду, а теперь, что?

А теперь глаза закрываю, а передо мной он, в своих спортивных шортах и всё, больше ничего, такой соблазнительный, мускулистый, такой горячий. А Катька свалила, и наплевать ей, соблазнительный он или горячий, не ёкает у неё ни в одном месте.

Что там с ним случилось, может он жизнью рискует на своей работе постоянно? Откуда это кровоподтёк? Как он там сказал: рабочий момент? Я бы с ума сходила от твоих рабочих моментов, а она с девочками, наверняка отрывается, или с мальчиками… И, где справедливость? Была тебе справедливость – отвечаю сама, – и любовь была, да ты оттолкнула, а теперь, терпи…

Надо быть сильной, – внушаю себе, – всё зависит от женщины… А хочется-то слабой, и, чтобы он всё решил: что хорошо и, что плохо! Только, голову свою, куда деть? И совесть тоже, чем бы, заткнуть?

Глава 14.

Александр

Пытка, лежать так вот и представлять, что любимая женщина совсем рядом. Два пролёта по десять ступенек, а по прямой, так, вообще, подтянулся бы, и там, около неё. Интересно, где диван стоит? Прямо представляю его: бежевый или кофе с молоком, помню, как затаскивали грузчики в первый день. Вдруг там же, где и мой? Сейчас мог бы с ней лежать на этом диване, или она на моём здесь.

Почти срываюсь к ней бежать и тут же останавливаюсь, что ей скажу, – я за солью, или за утюгом? Как в анекдоте. Да она уж спит, наверное, вымоталась со мной за выходные, не то, что отдохнула. Как хорошо в пятницу было: не понимал ничего, не чувствовал, как бревно. А теперь, все чувства вернулись, ещё и выспался за день, теперь маяться до утра…

Наконец-то, рассвет. Так и не заснул. Встал в шесть, как по будильнику, мог и в пять, и в четыре… какая разница сидеть или лежать? В любом положении на душе тоска. Варю кофе, Ксюха, наверное, тоже варит… Беру бокал и гляжу в окно, полвосьмого вылетает из подъезда, быстрым шагом, почти бегом направляется к остановке. Стройная лёгкая, как девчонка. Пальто модное укороченное, узкие джинсы, ботинки на каблуке, совершенно отвязная клетчатая кепка козырьком набок и волосы – длинные цвета сливок локоны взлетают на ветру. Исчезает за поворотом, а в глазах так и остаётся…

В девять звоню на службу, сообщаю, что заболел. Обещают прислать Артурыча… Следом Серому, как напарнику, чтобы не терял меня. Он рвётся навестить вечером, говорю, чтобы даже не вздумал. Нафига он мне здесь? Я лучше с Ксюхой наедине лишний раз побуду.

Артём Артурыч наш легендарный доктор из медслужбы. На какие только ЧС он не выезжал, скольких спас, пальцев рук и ног сосчитать не хватит, даже если у нескольких человек пересчитывать. Одним словом, крепкий мужик, надёжный. Уважаемый в наших кругах. Некоторые его называют Старцем, он и вправду, седой давно, и лицо в морщинах, но называют его так не за года, а за мудрость, которой он с нами – дураками делится. Старец всё на пенсию собирается уйти, за полтинник лет пять, как перевалило, да никак не может собраться. Да и не отпускают таких, держат, сколько возможно…

Часов в двенадцать Артурыч у меня. Прослушивает, простукивает, пульс считает, давление меряет, дотошно изучает. Рассматривает на прикроватной тумбе Ксюшин арсенал, которым меня пользует, изрекает, наконец,

– Повезло тебе, парень. В хорошие руки попал… Опоздай на день, и, может, совсем опоздали бы… Кто бы хватился в выходные? Сегодня бы некого и лечить было…

– Повезло, – соглашаюсь.

– Хорошо, что женился, – изрекает, – глядишь и пригодилась, жена то, а так и не нужен никому.

– Ага…

– Где она, кстати? На работе?

– К матери уехала, сразу за мной следом… – не выдерживаю, надо бы кивнуть, чтобы отстал, а меня, как прорвало, – я в командировку, она к матери. И сейчас там ещё.

Артурыч в недоумении,

– Так она не в курсе, что ты вернулся больной?

– Уже в курсе…

– И, что? Всё ещё гостит?

– Гостит, – отвечаю.

– А, кто ж, тебя спасал-то? Кто вот это всё делает? – кивает на тумбу с лекарствами, на катетер, торчащий из руки.

– Ксюша, одноклассница и… соседка.

Не знаю, что там у меня в лице высмотрел проницательный Артурыч, только вздохнул,

– И любовь старая, которая не ржавеет…

Кивнул, что тут добавишь…

– Хреново, Санька… Нет, то, что у тебя такая соседка оказалась рядом – это ты в рубашке родился, а вот то, что она только соседка, это… жаль.

– Очень.

Вздыхает, по плечу хлопает по-отечески, уходить собирается.