Крылья в багаже. Книга вторая

Надежда поднялась на ноги, думая сейчас лишь об одном: не дай Бог оказаться где-то в поле, далеко от дороги, сугробы — это тебе не высокая трава, здесь увязнешь — пиши пропало. На счастье она оказалась совсем близко от хорошо утоптанной тропинки, ведущей в деревню. Стряхнула с себя снег, поправила платок и пошла.

Деревня была небольшой, домики все опрятные, одни побольше, другие совсем маленькие, на крышах шапки снега, из труб вьется дымок, за заборами заливисто лают собаки. Наверное, такой раньше вполне могла быть и Беляниново. У колодца заледеневшая вода блестела на солнце, на срубе висели многослойные сосульки, так хотелось протянуть руку и надломить их, по-детски, шаловливо, наблюдая, как тысячи хрустальных осколков падают в снег. А мороз ощущался, пощипывал лицо и руки, Надя спрятала их в рукава, варежки Марья Ивановна не предусмотрела.

— Надя-я-я-я! — услышала свое имя, обернулась. Уже перестала удивляться, что и в этой реальности ее знают, вообще перестала чему-либо удивляться, так проще, когда все воспринимаешь как должное. Шапкой в руке махал все тот же молодой человек из предыдущей картинки. Только теперь он был и одет соответственно, по-зимнему: шаровары, тулуп, ушанка.

«Мы поженились или нет?» — с любопытством и одновременно с волнением подумала Надя. Ей нравился этот парень, в чем-то он даже превосходил Фертовского, был более улыбчив, открыт, как-то сразу располагал к себе. Если принять за основу предположение, что он все-таки имеет отношение к роду Фертовских, то с поколениями характер мужчин этого клана претерпел некоторые изменения, и, например, снобизм и мрачность, очевидно, приобретенные качества, нежели переданные по наследству.

Вот слышал бы ее сейчас муж! Слышал бы и видел, как она радостно отозвалась и пошла к другому, ну, разве что объятья не раскрыла! А вот он-то как раз и обнял ее, крепко прижав к себе. От него пахло табаком и мешковиной. Темно-русая борода была кучерявой и мягкой, глаза веселые, а улыбка — озорной.

— Пойдем к Оксане, она ждет, — сказал он, — матушка уже там.

«Кто такая Оксана? — чуть не спросила Надя, но вовремя прикусила язык. — Матушка уже там? Чья? Моя или его? Ох, как же зовут моего парня или уже мужа?! На каждом шагу сложности, приходится быть начеку».

Когда вошли в дом, светлый просторный, слева — большая русская печь, женщина в цветастом ярком платке, накрывающая на стол, воскликнула:

— Николенька, Надя, наконец-то вы пришли! Негоже молодым так долго почивать. Мы с Оксаной заждались.

Все стало ясно: раз обратилась к нему первому, значит, его мама, зовут тоже Николаем, уже легче, раз долго почивали, значит женаты. Надя порадовалась своему умению мыслить логически. Из-за занавески, разделяющей большую горницу на две части, показались любопытные детские мордашки.

— Ну, идите, идите, за стол! — скомандовала им бабушка.

— А вот и я, — в сенях появилась молодая женщина с ведром воды, скинула с головы теплый платок, улыбнулась так приветливо и так знакомо, те же ямочки и прищур глаз, что у Нади не оставалось сомнений — перед ней сестра Николая, а ей золовка Оксана. «Суббота — золовкины посиделки» — вспомнилась фраза. — Что же вы стоите на пороге, молодежь? Особое приглашение? Николенька, веди женушку к столу.

Надю усадили, с одной стороны Николай, с другой — мальчишки, его двое племянников, хихикая и толкая друг друга, первыми схватили по блину.

— Ешьте, ешьте, — подбодрила бабушка, — блин — символ солнца. Такой же круглый и горячий. С пылу, с жару, а вот эти «с припеком» — особенно вкусные, есть с грибами, яйцами, с рыбой.

Надя оглядела стол, чего здесь только не было к блинам: масло, сметана, икра, грибы, снетки, сыр, севрюга, мед, соленья, а для детей в деревянной расписной плошке — медовые пряники и орехи.

— Еда на Масленицу должна быть обильной, — сказала свекровь, Надя с любопытством поглядывала и на нее — моложавая, румяная, черты лица правильные, красивая женщина, да еще, похоже, с добрым и приветливым характером. Такую бы иметь в настоящей реальности, в той, куда она скоро будет вынуждена вернуться. Как только Надя об этом подумала, в глазах поплыло, картинка стала терять четкость… Нет, нет, еще рано! Марья Ивановна, я еще ничего не успела сделать!

— Наденька, тебе плохо? — муж заметил ее бледность, и то, как она невольно схватилась за его локоть.

— Нет, все в порядке, — улыбнулась с трудом, — голова закружилась, сейчас уже прошло.

— Немудрено кружится голове в твоем-то положении, — с лукавством заметила Оксана. Надя вытаращила на нее глаза. — Ешь, тебе теперь надо за двоих питаться, — золовка положила ей еще блинов, Надя невольно прижала руку к своему животу, еще сюрприз, — кроме того, матушка права: как встретим Масленицу, так и год проведем, мы-то хотим год удачный, богатый и сытый. И зиму проводить обязаны, чтобы весну встретить. Чтобы накормить тех, кого рядом с нами нет, — она положила блин на «духовое» окошко, это для того, чтобы души предков не были в обиде, ведь весной они с небес спускаются, чтобы помогать живым своей молитвой.