Крылья в багаже

Сумерки уже сгустились в комнате, часы двигали стрелки, приближаясь к полуночи, Николай предложил включить свет, словно в темноте боялся поддаться соблазну обнять ее и этим спугнуть, но Надя и не догадывалась об этом, она смотрела фильм. В темноте светился большой прямоугольник экрана телевизора, а там, в кадре, главный герой ждал девушку, которую любил. Но он ждал напрасно, она погибла, проявляя, скорее глупость, чем отвагу, она не думала о нем, человеке, которого любила. Смерть – страшный эгоизм по отношению к любимым.

Надя вздохнула. Печальный финал. Николай за все время фильма не сказал ни слова, ни одного комментария, однако то и дело бросал на Надю взгляды, которые говорили о многом.

– Ну, мне пора, – как только кончился фильм, Надя медленно поднялась с кресла. Николай включил свет.

– Уже? – удивился он. – Но ведь… может, еще чаю? Ты не голодна? – держал в руках пульт и нервно постукивал им по ладони.

– Нет, спасибо! Тем более, так поздно я не ем, – она смущенно улыбнулась.

– Поздно? Разве уже поздно? – Николай оставил в покое несчастный пульт, стал переминаться с ноги на ногу. Как странно, он – тот, кто никогда не испытывал недостатка внимания со стороны женщин, сейчас был растерян и не знал, как ему поступить, чтобы не спугнуть Надю. Он так долго ждал момента близости, что просто сгорал от желания, но полностью отдавал себе отчет, что его любовь и нежность должны излечить ее от душевных травм, однако было и одно обстоятельство: он боялся ее отказа. Это укоренилось в нем еще со времен, когда они были в Беляниново. Надя и сейчас могла занять жесткую и категоричную позицию. С другой стороны, ведь она дала свое согласие на брак! Но какие были у нее причины для этого? Неужели она так быстро изменила свое мнение о нем и влюбилась? Вряд ли. Николай пока многого не понимал и боялся, боялся сделать что-то не так. Иногда ему казалось, что он ступает по шаткому мостику, досочки угрожающе качаются, можно упасть только при одном неверном шаге. Еще ни одна женщина не вызывала в Фертовском таких чувств, и ни одну женщину он так не боялся потерять. Более того, Надя вызывала в нем и непреодолимое физическое притяжение. Оно сжигало его изнутри.

– Да, поздно, – Андреева посмотрела на часы, – дома будут волноваться, – зачем-то добавила, хотя предупреждала маму, что, возможно, останется у Николая. Мама хитро сощурила глаза, возражать не стала. А в последний момент даже сунула в ее сумку ночную рубашку.

– Поздно, – вынужденно согласился Фертовский, подошел к окну и отодвинул жалюзи, – дождь усиливается, наверное, будет идти всю ночь, – он повернулся к Наде, она все еще стояла возле кресла. Как глупо! Ведь сейчас, действительно, придется уйти.

– Ты отвезешь меня? – безнадежно спросила она. Смотрела на Николая широко раскрытыми глазами и ждала, затаив дыхание.

– Конечно, – слишком поспешно согласился он, но эта поспешность не была обусловлена его желанием от нее избавиться, отнюдь, просто он не мог придумать предлог оставить ее у себя. Не проще ли сказать все начистоту: я хочу, чтобы ты была со мной в эту ночь, я люблю тебя! Нет, оказывается, не проще! А если она не хочет близости? Не хочет, не готова, еще не чувствует того, что чувствует он? – Конечно, я отвезу тебя, – Фертовский стал искать по карманам брелок ключей от машины.

– А дождь все сильнее, – Надя следила за его действиями и опасалась: он сейчас так быстро найдет ключи, а она не успеет придумать предлог, чтобы остаться.

– Да, усиливается, вроде бы и снег мокрый обещали, – Николай перестал делать вид, что ищет ключи. Он прекрасно знал, где они находятся, главное, чтоб об этом не знала Надя, – в такую погоду ехать небезопасно… – опять этот шаткий мостик! И идти по нему страшно, и тянет, словно магнитом.

– Не люблю такую грустную погоду, – Надя пожала плечами.

– Тогда, может… останешься? – наконец выдал он с затаенной опасливостью. – Я постелю тебе в спальне, а сам лягу здесь, в гостиной.

– Мне не хочется доставлять тебе неудобства, – ну что за глупость? Почему она сопротивляется? Ведь сама искала предлог! Николай его нашел, а она все делает вид, что хочет уехать. Нет, еще как хочет остаться! И не только остаться… Пожалуй, впервые в жизни Надя ощутила в себе эту искру, это пламенеющее желание, ей захотелось познать Фертовского не только как человека, как личность, но и как мужчину.

– Никаких неудобств, поверь! Здесь прекрасный диван, я отлично высплюсь. И тебе будет комфортно, я позабочусь, – он сделал паузу, – в смысле, постелю, – с этими словами он как-то быстро ретировался. Наверное, чтобы больше не давать Наде возможности возражать. Предлог найден, говорить нечего.

– А можно мне принять душ? – робко спросила Надя после того, как Николай застелил постель и сообщил ей об этом. Он едва сдерживал радость.

– Дверь слева, вот полотенце, – он с готовностью протянул большое зеленое полотенце и улыбнулся, – мне приятно, что ты решила остаться.