Крылья в наследство (СИ)

— Откуда знаешь? Пробовал? — с подозрением спросила я.

— Здесь нет, но они всегда на постоялых дворах скрипят. Их, по-моему, специально для постоялых дворов скрипящими выпускают.

Нам принесли пиво и большую тарелку мелкой вяленой рыбы на закуску. Причем, подавал все сам хозяин. Оказалось, что последний танец был «танцем на выживание», и он один поставил на нашу пару. В общем, он выиграл кучу денег, и все теперь за счет заведения, и комнату нам самую лучшую предоставят…

На сцену вышел невысокий бард, поправил смешной берет с пером, перебрал струны. И вдруг запел так чисто и красиво. Его голос завораживал и уносил в мечты. Я повернулась к Алоку:

— Это кто?

— Не узнала?

— А должна? Хотя, да, что-то знакомое, но я его точно никогда не видела…

— Это Олиель. Вспомнила?

— Но он же совсем не так выглядит!

— Он скрывается.

— От кого?

Алок усмехнулся, развернул меня на лавке спиной к себе и, обняв, прижал. Да, так слушать музыку гораздо приятнее.

— Он скрывается от разъяренных мужей. После его триумфальных гастролей в позапрошлом году по большим и маленьким городам Илении, с посещением некоторых замков, там и тут начали рождаться младенцы с ушками…

Я фыркнула.

— Тише, он очень обидчивый и может решить, что ты смеешься над его песнями.

— А ты не смеши меня тогда!

Кровать была узкая и скрипучая, но это не помешало нам вдосталь поскрипеть ею и заснуть в обнимку совершенно счастливыми. Проснулась я еще затемно из-за того, что Алок вдруг как-то напрягся, осторожно высвободил из-под меня руку, в другой его руке оказался меч, и он скользнул к окну. Потом он так же тихо вернулся обратно, заметил мои настороженные глаза:

— Все в порядке, — прошептал он, — торговцы уехали. Спи, еще совсем рано.

Я прижалась к нему, что-то маленькое и фиолетовое шевельнулось во мне.

— А поскрипеть? — шепотом спросила я. Алок рассмеялся и повалил меня на спину.

Утро началось с грандиозного скандала. Внизу кто-то кричал и швырялся тяжелыми предметами. Алок расслабленно лежал на спине, одной рукой прижимая меня, и с усмешкой вслушивался в доносящиеся крики. Я не могла разобрать ни одного слова.

— Я ничего не понимаю! Что там происходит?

— Это местный диалект, поэтому и не понимаешь. А происходит то, что хозяин во всю чихвостит свою прислугу, и жену, и сестру жены, и младшего сына, и даже кого-то из постояльцев… Малышка Тиоли удрала ночью с Олиелем.

— Теперь за ним еще и хозяин постоялого двора гоняться будет… — грустно заметила я, и мы расхохотались.

— Да, а завтрак нам здесь похоже не светит, — грустно констатировал Алок.

— Возвращаемся в замок?

— Я хотел еще к озеру съездить… Одевайся, пойду, посмотрю, может, удастся что-нибудь из пропитания с собой добыть.

Я сидела на кровати, подогнув ноги по-турецки и надев свою рубашку. Расческа за ненадобностью валялась рядом, я пыталась распутать сбившуюся косу хотя бы руками. Вдруг что-то выпало из моей прически, я обернулась. На постели лежала вчерашняя лилия, все такая же прекрасная. Я взяла ее в руки — лепестки стали чуть тверже, а тычинки напоминали проволочки с блестящими камешками на концах.

— Ал, — показала я кувшинку, вернувшемуся мужчине, — смотри, она совсем не вянет!

— В течение трех дней этот цветок каменеет и остается таким очень надолго. Поэтому он так и ценится. Но этот цветок свое предназначение почти отработал.

— Почему почти?

— Ну, раз он такой красивый, то одного поцелуя за него мало!

— Одного? — возмутилась я, вспомнив, сколько поцелуев было уже после того одного…

— Ну, за него-то только один!

Я встала на коленки:

— Согласна, за такую красоту положен еще один!

— Два!

— Один! Но длинный, — пошла я на уступки.

Вдоволь нанырявшись с поцелуями и без, мы устроились на полянке. Алок расстелил свой плащ и усадил на него меня, завернув в полотенце, которое он «одолжил» в трактире. Потом из его котомки торжественно появился большой кусок мяса, хлеб и овощи. Венчал все это великолепие бурдюк с домашним вином, два стакана и одна вилка, которую Ал протянул мне. Я заявила, что из чувства солидарности, буду есть тоже руками. Алок кинжалом нарезал хлеб и мясо и, соорудив «бутербродик», протянул его мне. Никогда не ела ничего вкуснее!

После завтрака Ал пошел посмотреть пасущихся на лугу коней, а я выпуталась из полотенца и устроилась загорать. Солнце приятно согревало спину, мысли текли лениво, постоянно притормаживаясь. В принципе, по сложившейся традиции, надо было подумать на тему «во что я опять вляпалась»… Но думать на эту тему не хотелось… Мне было очень хорошо нежиться под солнышком, мне было очень хорошо с Алоком, мне нравилось в нем все: его нежные губы и сильные руки и то, как он понимает меня с полуслова. Да и то, что сейчас он посвящал мне все свое время было очень приятным. Похоже, я влюбилась… С этой мыслью я и задремала.

Разбудил меня Алок:

— Ния, немедленно оденься! У тебя вся спина уже красная! Солнце в горах очень коварное!

— Да я чуть-чуть совсем позагорала…

— И чуть-чуть подгорела, — передразнил меня Алок и велел немедленно собираться.