Крыло бабочки (СИ)

Это сейчас Стелла, сама познавшая настоящую любовь, может сказать, что любимый человек всегда будет самым красивым и лучшим, независимо от обстоятельств, потому что он именно твой. Окончательно она поняла это буквально совсем недавно, когда рыдала пьяная на руках у Брендона и рассказывала все то, что так долго терзало ей сердце. И нет, он не бросил ее. Он остался, он слушал ее и сказал, что ни в чем ее не винит. И не возникло между ними стены. Тогда Стелла просто сжимала его руку, и они целую ночь сидели и говорили просто так, без всякого секса, отрешенные от целого мира. После этого в душе феи воцарился покой. Это сейчас все ясно и просто.

А тогда у девочки, которая была слепо и безумно влюблена в красивую внешность своего соседа по парте, в голове щелкнуло: любят красоту. Красоту внешнюю, и даже сломанная нога этой красоты не убавляет.

Так началась работа над собой. Отчасти ей даже помогал Антуа – кумир ее подростковых годов, который строил себя сам. Его цитаты Стелла впитывала как губка, он стал ее проводником в мир моды, ухода за собой и собственным телом.

И так Стелла стала пустоголовой, помешанной на блестящих тряпках и мальчиках гламурной девочкой. Пережившей личностный рост на третьем курсе Алфеи. Деградировавшей на Земле. Вернулась она только с помощью Блумикса и ужаснулась тому, что происходит вокруг.

И все это время она отчаянно боялась потерять себя.

Теперь-то Стелла знает, что терять-то нечего. Если уходить глубоко внутрь себя, то там она пустая-пустая, безликая, без каких-то особенностей, просто налепившая на себя все, что ей нравится. И беззаботная девочка, и фея с холодными глазами – все это звенья одной цепи, из крайности в крайность.

А середина – бесцветная такая и противная.

Но это – только ее секрет. Миру Стелла об этом не скажет. Никогда и ни за что. Если бы у нее получилось отсюда выбраться, она бы себя наполнила, уже по-настоящему, не маску примеряя, а впитывая то, что нужно и не нужно принцессе Солярии и просто Стелле, но, главное, интересно и притягивает. И внешнее, и внутреннее. Если бы у нее получилось.

А ее сердце уже сгорает, и Стелле кажется, что нет яда сильнее, чем тот, что сжигает ее заживо. Чем бы ни была эта отрава, она стала ее наказанием за все, что фея совершила и чего еще совершить не успела.

Картинки перед глазами бегут быстрее: и Стелла видит, чего не видела никогда. Сиреникса, насилующего ее с таким отвращением, почти терзающего, пытающегося вытащить. А она лишь рыдает и бьется в истерике, словно ребенок, и мозг ее слишком мал, чтобы понять, что происходит. Ей плохо, больно, неприятно, но она не приходит в себя.

Вот тут Стелла почти смеется: она так свято верила в то, что является шлюхой, из-за одного лишь секса с Мификсом, который был по факту изнасилованием. А теперь вновь открывшиеся факты...

Не шлюха она, черт возьми. А просто грязно выпотрошенная девка, которую трансформации имели, как им вздумаются. Ведь она же только фея, а они... Ох, как же Стелле сейчас хочется врезать им к чертовой матери, жаль, что это невозможно.

А себя надо принимать такой, какая ты есть. Какой тебя считывают эти поганые ублюдки.

Изнасилованная первым, изнасилованная вторым. Фея, на которую у многих мужчин стоит, принцесса с забавной мордашкой и сияющими глазами. В которой солнце и луна сошлись не то в поединке, не то в бурном соитии.

Яд добирается до ее шеи. Совсем скоро яд слепит, выжигая глаза, затрудняя дыхание, Стелла даже рта раскрыть не может, чтобы хоть какой-то вдох сделать.

Это невыносимая, непрекращающаяся боль, ад, в котором она сгорает, пребывая в абсолютной пустоте. Зато наконец-то разобралась в себе. Стелле очень-очень хочется уже исчезнуть, почувствовать на лице прикосновение могильного холода, чтобы понять: она умерла.

Покой так и не проходит. Зато боль превращается в тупую и ноющую, или это фея уже наконец-то к ней не привыкает: в любом случае, она уже не понимает разницы. Стелла просто висит где-то там, а потому для нее не имеет значения, что происходит в реальном мире.

Она просто смотрит в пустоту и принимает себя такой, какая есть. Не хорошая и не плохая. Не умная и не глупая. Не сильная, но и не слабая. Не совершенная, но и не расхлябанная. Где-то в самой середине, зато это она, Стелла. В вопросе самоопределения наконец-то поставлена жирная точка.

А боль с течением времени, кажется, рассасывается. И Стелла, с ленивым и постепенным удивлением, делает странное, наверное, шокирующее открытие: она не умерла.

И еще одно, вернее, даже не открытие, а просто умозаключение.

Темнота – это всего лишь отсутствие света.

А светом в данном случае является она сама. И она никуда не исчезла, не растворилась, все также думает и почти чувствует руки-ноги. Она не отсутствует. Умерла ли? Стелла понять не может, она не чувствует себя живой в прямом смысле этого слова, зато она ощущает... Нечто странное, потому что это проступает очень постепенно, что-то такое абсолютное, непоколебимое, спрятанное глубоко внутри нее.