О том, что полку предстоит налет на железнодорожную станцию, я узнал от прежнего командира дивизии генерала Владимира Алексеевича Ушакова и сейчас наблюдал, как личный состав полка готовится к выполнению сложной боевой задачи.
В этот день я ближе познакомился со многими людьми полка - с командиром звена лейтенантом Петровым, с молодым, полным боевого задора младшим лейтенантом Архиповым.
Командир полка представил мне и отважного разведчика полка лейтенанта Баранова, которого в полку знали как смелого воздушного бойца, умевшего добывать сведения о противнике в самых сложных условиях боевой обстановки.
У одного из самолетов мое внимание привлек громкий разговор. Говорили двое.
- Что же ты, щучья твоя душа, снова по тревоге вещи в землянке забываешь! Думаешь, для тебя здесь няньки есть, - грозно басил один. - Бери варежки-то!
- Да не нужны они сегодня, товарищ старшина. Без них руки потные. Оставил их в землянке, чтобы просохли, - оправдывался простуженный фальцет.
Мы обошли самолет и увидали старшину, сующего варежки в руки младшего сержанта: [11]
- Бери, говорю, уродина, раз приказываю, а то пальцы обморозишь!
В голосе старшины и любовь и забота о товарище.
- Это закадычные друзья, - засмеялся Василий Иванович. - Старшина Суровченко - «страшный» человек, особенно для своего дружка! Золотые руки у парня и не знающая границ работоспособность.
Побеседовав со старшиной и с его другом, мы направились дальше.
Часа через три по старой лесной тропинке Василий Иванович провел меня к домику на опушке, а отсюда в деревушку, где располагался его штаб.
Отряхнув в сенцах унты от снега, мы вошли в комнату - кабинет начальника штаба (так громко именовали ее летчики). Небольшое помещение, оклеенное обоями с золотыми цветочками, рассыпанными по голубовато-зеленому полю. Налево, у стены, походная койка, застеленная серым солдатским одеялом. На ней чаще спят приезжие, а хозяин обычно либо устраивается на полу, подстелив под бок меховой комбинезон, либо уходит в соседнюю комнату, на свободную койку.
У окна стол с наколотой на нем картой. В углу сундук с документами. Вот и вся фронтовая мебель. Когда мы вошли, Николай Яковлевич [12] Кулин наносил на карту обстановку, только что полученную из вышестоящего штаба. Николая Яковлевича я знал уже лет восемнадцать - с того времени, когда мы были еще курсантами летного училища.
Нового в основном ничего не было. Обе стороны продолжали совершенствовать свои позиции. Наши войска готовились к наступлению на Гжатск и, прощупывая вражескую оборону, вели бои местного значения.
Исходя из общей обстановки франта, определялись и действия авиации. Наши «пешки», так ласково называли летчики свои новые самолеты «ПЕ-2», действуя на высотах 200-400 метров отдельными экипажами и мелкими группами, бомбили железные дороги и большаки на участках: Вязьма - Смоленск, Спас-Деменск - Смоленск, Людиново - Брянск.
Частые налеты наших летчиков на железнодорожные станции Семлево, Волосту-Пятницу, Алферово, Туманово и Дорогобуж наносили немалый ущерб противнику. Десятки складов с боеприпасами и продовольствием, эшелонов с войсками и военными грузами были уничтожены в те дни. Нам удалось в значительной степени парализовать в дневное время и проселочные дороги, гитлеровцы были вынуждены подвозить по ним боеприпасы и продовольствие к переднему краю исключительно ночью или в ненастье, [13] когда наши летчики отсиживались на аэродроме, проклиная погоду.
Работы в те дни было много и все трудились не покладая рук. Вернувшись на базу после боевого задания, летчики бежали в столовку и, наскоро перехватив миску огненного борща, возвращались к самолетам. За это время техники успевали произвести осмотр самолетов и моторов, отремонтировать мелкие повреждения, полученные в бою, а оружейники подвесить новый запас бомб. После этого экипаж направлялся на выполнение боевого задания.
Как напоминание о тех жарких боях, о встречах со смертью, у летчиков остались следы ран и ожогов. От того времени и ожоги на лице командира полка Василия Ивановича Дымченко.
О том, как он получил их, знают в полку все - от летчика до повара и официантки полковой столовой - краснощекой, веселой девушки Катюши. Дело было так.
…Шел октябрь 1941 года. Танковые и моторизованные дивизии врага рвались к Москве. По Варшавскому шоссе тянулись на восток нескончаемые колонны гитлеровцев. У моста через Угру скопилась масса танков, грузовиков с пехотой, цистерн.
Эскадрилья Дымченко получила приказ нанести бомбовой удар по колоннам противника в этом районе. [14]
Звено взлетело без прикрытий и взяли курс на запад. Враг встретил советские самолеты зенитным огнем, но штурман Хрустков точно вывел звено на боевой курс. Первый заход. Бомбардировщики сбросили бомбы. У моста вздыбились столбы взрывов. То там, то тут возникали пожары. Сделав новый заход, советские летчики прочесали подходы к мосту.
Обстреливая из пулеметов вражеские танки, Дымченко заметил, что его атакует шестерка «Ме-109».
- Сомкнись, - передал офицер команду товарищам, - атакуют «мессершмитты»!