Крылов

Испугался ли Путилов столь откровенного предупреждения? Да, испугался — тому немало свидетельств. Но он испугался не потому, что вообще был трусливым человеком. Путилов был в меру смел и храбр, как любой авантюрист большой руки, в его тщедушном теле буйствовали многие страсти, не имеющие прямого отношения к финансовым операциям. Причина его испуга гнездилась в другом. Воинственный морской профессор, исполнение грозных слов у которого, кстати, не заржавело бы, и об этом Путилов был осведомлен, сам того не замечая, бросил обвинение капиталисту от имени бунтующей России. Профессор представился Путилову острием ее разгневанной силы, а он-то знал, насколько она сокрушающа. Если так заговорил ученый генерал, то чего же нужно ждать от тех, кто на тачках вывозит за ворота невиновных в общем-то цеховых мастеров? Этого гнева испугался Алексей Иванович Путилов. До встречи с генералом Крыловым он, пристально следивший за любыми революционными проявлениями, все же надеялся удержаться сам и, главное, конечно, удержать в активном действии свои миллионы. Встреча с генералом Крыловым основательно подорвала надежду — миллионная империя зашаталась, н почувствовалось, что она вот-вот рассыплется в прах.

И расставаться с миллионами было куда как жаль — каждая копейка, составляющая их, была нажита корпением и адским трудом. Так теперь, перед самым крахом, ему казалось и думалось. И что же ныне приступило — отдать все нажитое собственными руками? Не-ет, шалите, господа генералы, из профессорского управления или наоборот — господа профессора из генеральского, больно вы добренькие объявились расшвыривать чужой-то горб, кровную денежку! Я заткну глотку вашему ненасытному гегемону-пролетариату, но не отдам того, что мое… Не отдам — шалите!

Путилов обеспечил выплату получки рабочим и служащие:. Не раз и не два, так что его грозному собеседнику не пришлось прибегать к «громоздкой штуковине». Он обеспечивав цеховые кассы деньгами для выплаты до того, пока генеральское управление не наладило регулярных расистов с казной за выпускаемую заводами продукцию.

Путляв пошел на ото унижение все в той же попытке спасти свои миллионы. Он мало заделывался над тем, его ли они в конце концов, эти графически-машинописно обозначенные банковские сообщения, подтверждения, аккредитивы, так называемые цепные бумаги, хранящиеся в стальных недоступных сейфах. Он знал, как пришел к ним и как магически действовал посредством их на всех, вся и всё. И вдруг все это — псу под хвост! Ну нет — пусть генералы поиграют в благодетелей да радетелей интересов России-матушки, им скучно стало в тихих кабинетах-библиотеках, пусть их, пусть потешатся, поиграют в бирюльки, а мы в это время что-нибудь придумаем…

Шатким было это упование, но оно взбадривало, обращало к тем временам, процветающим и стабильным, когда зачиналась путиловская империя.

На копейках, видит бог, она взросла — это верно. Вернее, с дешевенького, копеечного вицмундира незаметного чиновника министерства финансов. К началу-то ее бурной инкубации Алексей Иванович изрядно уже замаслил вицмундирные рукава, хотя в присутственное время для их предохранения и надевал сатиновые нарукавники. Надевал же он нарукавники почти торжественно. Почти торжественно — это потому, что никто не наблюдал за его лицедейством, ибо в отличие от других чиновников отдела кредитования у него была отдельная комната. Алексей Иванович надевал нарукавники, укреплял за ушами дужки дешевеньких очков, точно таких же, какие носил и при миллионах, и принимался за работу. О, это воистину каторжный труд — цифры, цифры, цифры. В цепочку, колонками, вразбивку. Эта цифровая карусель во сто крат увеличилась, когда Алексей Иванович вместе с отдельной комнатой оказался в непосредственном подчинении графа Витте… Право, не рал хотелось взмолиться от нескончаемого нашествия цифр, отказаться от них и заняться чем-нибудь поспокойнее. Но что-то удерживало его от вознесения к небу мольбы и рук. И Алексей Иванович, надев нарукавники, строчил и строчил цифирью, так что однажды граф Витте непринужденно, как близкому и доверенному лицу, сказал ему:

— Скоро вы, дорогой Алексей Иванович, будете держать в своих столбцах пол-Европы.

Вскоре Сергей Юльевич, также конфиденциально, представил Алексею Ивановичу юркого, как ртутный шарик, Шпана. Знать бы его флота генеральскому превосходительству, что последовало за тем представлением, небось не «штуковину», а все пушки, выпускаемые ОПЗ, нацелил бы в Путилова!