Крылов

Алеша не разделял ни отцовского огорчения, ни восторженности тетки: как и в Аргентину, в Таганрог намеревались переезжать на пароходе. А где были бы ярче впечатления – в бесконечном океане или на трех морях с заходами в итальянские и турецкие порты, – Алеша не решил.

На первых порах жизнь Алеши в Таганроге, куда Крыловы перебрались в мае 1874 года, мало чем отличалась от марсельской, вернее, от первого ее периода.

Как и в Марселе, ученая тетка установила для него жесткий регламент учебной подготовки в русское училище. На этот раз камнем преткновения, увы, оказалась русская грамматика и ее термины. Разумеется, Александра Викторовна не снижала требований к штудированию племянником общеобразовательных предметов, включая латинский и немецкий языки.

Схожесть Таганрога с Марселем усиливалась еще и оттого, что, гуляя в перерывах между занятиями, ученик и пристрастная учительница то и дело попадали буквально в потоки иностранцев.

Греки, итальянцы, турки, разноязыкие экипажи купеческих судов, прибывающих в таганрогскую гавань чуть не со всего света, целыми толпами фланировали по прямым, как стрелы, таганрогским улицам, разглядывали богатые особняки, построенные в стиле русского классицизма, поражались великолепием товаров, выставленных в сверкающих витринах лавок, галдели у россыпей кофеен и закусочных, вынесенных прямо на залитые солнцем тротуары.

Бывало, что Алеша вырывался на улицу и один. По Полицейской улице, центральной в городе, он выходил к предпортовым слободкам, в которых родились семьи грузчиков и рыбаков. Жизнь здесь как бы выставлялась напоказ и всеми предметами быта – развешанными на плетнях сетями, робами, распахнутыми настежь, как по тревоге, дверьми и окнами домов – была подчинена морю.

Море притягивало и Алешу. Раз возникнув в его воображении как нечто живое и необъятное, оно, пока еще смутно, настойчиво звало его к себе. Вновь и вновь он шел к нему.

Кто знает, может, и ходили навстречу друг другу по Полицейской улице два сверстника, два будущих великих русских человека – Чехов и Крылов!

Возможно, и встретились бы они, положим, в одной гимназии, но, видно, не судьба: не наступило второй поры для Алексея Крылова в чеховском Таганроге.

Вновь дела конторы потребовали переезда: в середине августа 1874 года ее представительство во главе с Николаем Александровичем перебазировалось в Севастополь.

«Севастополь в то время был наполовину в развалинах, и для мальчишеских игр приволье было полное», – вспоминал Крылов о первом приезде в главную базу Черноморского флота, разрушенную войной и не восстанавливаемую по требованию англо-франко-турецкой коалиции.

Игры в развалинах домов распаляли фантазию: колонны солдат в высоких бараньих шапках, фесках, киверах встречались сокрушающими ударами морских артиллеристов, перебравшихся с кораблей на оборонительные холмы, с криком «ура-а!» поднимались на вражеские колонны цепи охотников, флотских команд и неустрашимых пластунов.

Отбросив противника, ватаги мальчишек спускались к морю.

Севастополь – город морской славы россиян… Какого мальчишку не позовут в этом городе морские дали! Какого юношу не взволнует необузданная морская стихия и он не вздумает поспорить с ней и во что бы то ни стало если не победить, то подчинить ее себе!

Алексей Крылов в среде таких мечтателей не составлял исключения. Пусть еще не вполне осознанно, но именно в Севастополе он решил, что станет моряком.

Да как было и не решить: к общительному и хлебосольному Крылову-старшему, самому в прошлом флотскому артиллеристу, тянулись на огонек отставные моряки, принимавшие, как и он, участие в Крымской войне 1853-1856 годов.

О чем только не толковали старики-ветераны, что и кого не вспоминали! Живыми богатырями представали перед Алексеем храбрейшие адмиралы Корнилов и Нахимов. Как наяву он видел настоящую высадку английских, французских и турецких войск у Евпатории, с горечью слушал о допущенных просчетах в сухопутной обороне Крыма: «С моря к нам и носа не сунь – оттяпаем в единый миг, а с суши, а? Что же, братцы, помалкиваете, может, я неправду говорю, а? То-то и оно, что правду – проглядели, эх, проглядели, за что под старость лет и зрим из-под руки не красавца о трех мачтах, а турка-фелюжника с контрабандой, эх!»

После этого вздоха обязательно рассказывалось о том, как один за другим, перегораживая вход в Севастопольскую бухту, добровольно уходили под воду недавние боевые красавцы корабли «Варна», «Силистрия», «Три святителя». Всего счетом – семь.

– «Силистрия», боже правый!.. «Силистрия», да ведь ее водил в славнейшие походы сам Павел Степанович Нахимов… Нахимов! – восклицали старые моряки, горестно не утирая глаз – слезы их высохли давно, остались одни слова – в назидание потомкам.