Крым

– Какое счастье видеть тебя! А где твоя флейта? Я не мог тебя не увидеть! Утром, с аэродрома, такие событья! Это ошибка, дурная ошибка! Или чья-нибудь злая воля! Ты не верь! Забудем об этом! Уедем, и только вдвоем! Ты и я! Ты и я!

– Что случилось? – Она воздела золотистые брови, и ее глаза показались ему того же цвета, что и кольцо, и он радовался тому, что драгоценный камень имеет цвет ее глаз.

– Ты была права, нам надо уехать! Тогда я не мог, честолюбие, мнимое дело! Теперь я свободен! Мы поженимся, муж и жена, только мы, только наша семья! Повенчаемся, в какой-нибудь скромной церкви! Волочок, такой милый чудесный город! Впрочем, нет, милый – это Торжок! Такие там славные домики, и речка, и зеленая гора! Милая, а где твоя флейта?

– Что произошло, ты мне можешь сказать? – Ему почудилось в ее голосе раздражение, а в глазах, в любимых глазах, под стать драгоценному камню, качнулась темная тень.

– Все будет у нас хорошо! Прошлого нет, только будущее! Ты, и я, и наши милые дети! Там есть такие поля, ромашки до горизонта! И мы сидим в ромашках, наши дети играют, а ты мне плетешь веночек из белых чудных цветков, как та безымянная девушка! Ведь правда, это чудесно?

– Не понимаю, о чем ты? Я сама собиралась тебе звонить. Хотела с тобой объясниться. – Ее золотистые брови сдвинулись, потемнели, и между ними легла морщинка, то ли гнева, то ли страдания. В глазах, в ее чудных глазах, которые он так любил целовать, чувствуя, как дрожат ресницы, словно крылья бесшумной бабочки, – в ее глазах появилась враждебность. Ее губы, мягкие, нежные, которые темнели от красного вина, и он сжимал их своими губами, чувствуя пьяную сладость, – теперь на ее губах вдруг заклубилась тьма. В этой тьме трепетали еще непроизнесенные, злые слова. Он не давал им явиться, не давал им сорваться с ее рассерженных и испуганных губ.

– Потом, потом объяснишься! А сейчас мы должны уехать! Нам никто не будет мешать, никто не будет глумиться! Мы будем много читать, стихи великих поэтов, и на эти стихи ты будешь сочинять свою музыку! Я так тебе благодарен! Ты одна осталась для меня драгоценной! Одна спасаешь меня от жестокого вероломства. Хочу тебе сделать подарок! – Он раскрыл ладонь, на которой лежало кольцо. Он хотел лучом драгоценного камня запечатать ее уста.

Но она отшатнулась:

– Перестань бормотать свои заклинания! Я ждала твоего возвращения, чтобы объясниться. Мы с тобой расстаемся. Я выхожу замуж. За Вениамина Гольдберга. Мы завтра уезжаем в Европу. Ты мучил меня целый год, забавлялся мной. Я была для тебя игрушкой. Ты женат на другой, а я для тебя утеха. Вениамин сделал мне предложение, и я покидаю тебя. Не удерживай, не трать понапрасну слов. Между нами все кончено!

– Нет, нет, я этого не слышал! Эта смоляная борода и блестящие мокрые зубы! «И темнела за пригорком смоляная борода»! Эти выпуклые глаза, что смотрят на мир, как на еду, которую можно есть, будь то заводы, красивые женщины или креветки! «И следила взглядом зорким вороненая беда»! Это не я, это мой отец! Ты нежная, восхитительная! Я люблю тебя, люблю твои духи, твои пальцы, звук голоса, звук твоей божественной флейты. Где твоя флейта, родная? Ты не можешь уйти!

Он протянул к ней руку, хотел надеть на палец кольцо. Но она оттолкнула его:

– Оставь меня! Не смей ко мне прикасаться! – и побежала вдоль набережной туда, откуда явилась. Удалялась. Он слышал стук ее каблуков. Навстречу ей выехала машина, огромная, мощная, брызгая хрустальными фарами. Остановилась. Дверь приоткрылась, и чья-то тучная рука помогла ей скрыться в салоне. Джип с мягким шелестом прошел мимо, и за темными стеклами были она, ее флейта, смоляная борода с блеском белых зубов.

Он стоял на набережной и испытывал небывалую боль. Болела и умирала душа, кричал от боли рассудок, стонала каждая клеточка. Содрогался своим железом Крымский мост, хрустальный мост осыпался осколками. Казалось, вместе с ним погибает и плавится мир, растворяясь в раскаленной бесцветной боли.

Он раскрыл ладонь, и кольцо с изумрудом покатилось и упало в реку. Мимо плыл речной трамвайчик, играла музыка, и люди на палубе махали Лемехову.

Глава 27

Мир, в котором он прежде жил, напоминал великолепный дом с сияющими по всему фасаду окнами. Но стоило ему потянуться к сияющему окну, как оно гасло. На его месте возникала черная дыра. Одно за другим гасли окна, и скоро вместо дома с празднично озаренными окнами зияла огромная черная пустота.

Все его приобретения и сокровища были расхищены. Двулистиков украл у него любимую работу. Генерал Дробинник украл расположение президента. Черкизов украл партию. Вероломный колдун Верхоустин исчез, похитив сокровенную мечту. Судьба мстила ему за неведомую оплошность, за нарушенный закон, за грех, который он совершил в погоне за величием и успехом.

Он рассматривал свою жизнь в ее крутых поворотах, когда приходилось жестко действовать, принуждая людей, навязывая им свою волю. Но никогда эта воля не губила, не уничтожала, а вовлекала в творчество, которое было наградой за все понесенные траты.