Крым

Сначала он возглашал один. Потом к нему присоединилась Женя. «Мы всех любим!» – повторяла страстно, словно молилась. Ей последовал Андрей. Язычник Аристарх вплел свой бархатный голос в общий хор. За ним – паломник Алексей. Инженер Столбовский сначала иронично улыбался, но подхваченный страстным возгласами, стал повторять: «Мы всех любим!» Архитектор космического Дворца Иосиф восхищенно смотрел на зарю, восклицая: «Мы всех любим!» Мрачный слепец Ефим угрюмо молчал, но и его закружил общий вихрь. Лемехов раскачивался из стороны в сторону, не умея произнести счастливое заклинание. Но тихо и бессловесно запел: «Мы всех любим!»

Они соединились руками, и казалось, их восторженный хоровод отрывается от земли и несется в небо Аркаима.

Лемехов заснул и проснулся, казалось, через мгновение. Над ним было темное небо, полное звезд, но край холмов продолжал светиться. Заря была негасимой.

Уже поднялась вся артель. Язычник Аристарх облачался в плащ, крепил на лбу священную повязку. Андрей набрасывал на плечи жены одеяло. Паломник Алексей брал под руку слепца Вадима.

– Пора, – сказал инженер Столбовский. – Идем на гору, чтобы успеть к восходу.

Они шли по степи узкой тропкой, путаясь в сухих полынях. Была тьма, и только розовело небо над вершиной холма. Они обогнули холм, и тропка влилась в проселок, который мутно и белесо светился, словно был посыпан мукой. По проселку шли редкие люди, все в одну сторону, на зарю. Проселок слился с дорогой. По ней шагало множество людей, молчаливых, с неразличимыми лицами. Все они шли к далекой горе, чья вершина чернела на розовом небе. Дорога слилась с другой дорогой, и теперь к горе шла густая толпа. Шелестели и шуршали подошвы. Кто-то спотыкался, но его подхватывали.

Лемехов шел в толпе. В темноте не было видно лиц, но рядом качался тюрбан, ниспадало до земли покрывало. Казалось, по дороге шли древние племена, двигались воскрешенные народы. Разверзалась земля, открывались усыпальницы. Из них выходили усопшие, облеченные в плоть. Лемехову чудился сырой земляной запах, тление ветхих одежд. Что-то слабо мерцало, быть может, кристаллы горного хрусталя. Мертвые присоединялись к живым. Все торопились к горе, чтобы восславить божество, которое посылало впереди себя золотую вестницу.

Гора приближалась. В темноте ее склоны шевелились, покрытые восходящей толпой. Вершина, черная на заре, колебалась от множества бродивших по ней людей.

Лемехов задыхался. Его влекла заря. Ее незримые алые руки поддерживали его, помогая взбираться на кручу. Подхватывали, когда он спотыкался. Отводили в сторону от темных расселин.

Он неотрывно смотрел на зарю. В ней, розовой, золотой, звучали слова, обращенные к нему. Слова величественные и певучие, в которых раскрывалась тайна Сотворения мира. Лемехов был причастен к этой грозной и восхитительной тайне. Его путь на гору складывался с бесчисленными дорогами и путями, по которым он шагал, плыл и летел. Но заря, ее алые и золотые слова, ее волшебная тайна приближались из будущего. Заря освещала путь, тот, который совершала душа от рожденья до смерти, и дальше, в бесконечном бессмертном странствии.

Он взошел на вершину. Было множество людей, и казалось, от их колыханья гора качалась. По другую сторону горы открывалась низина, над которой пламенело небо. Низина была в тени, но тонкая струйка реки зеркально сверкала, отражая зарю. Множество людей сидело на склоне, обратив лица к заре. Были похожи на оцепеневших недвижных птиц, сидевших на гнездах.

На самой вершине двигался непрерывный людской хоровод. Камнями была выложена просторная спираль. Люди входили в устье спирали и шли по кругу, медленно, виток за витком, приближаясь к центру. Глаза у некоторых были закрыты, словно их вел поводырь. Другие смотрели в небо, произнося невнятные молитвы. Достигали центра спирали, замирали, вознося руки, словно прикасались кончиками пальцев к небу. Выходили из спирали и садились на склон, лицом к заре, как заколдованные птицы.

Лемехов ступил в спираль. Перед ним шел огромного роста казах, босиком, в пестрой шапочке. Старался не наступить на босые пятки женщины в восточном одеянии. Лемехов сделал несколько шагов и почувствовал, что его захватил бесшумный вихрь, закрутили действующие в спирали силы. Словно из небес прилетало мерцающее излучение, захватывалось спиралью, набирало силу, пронзало идущих людей.

Ему стали являться видения, словно во сне. Он увидел комнату давно умершего деда, в которой побывал только раз. Но теперь отчетливо видел фарфоровую настольную лампу с шелковым абажуром. Висели на стенах картины. Серебряная ложечка с монограммой преломлялась в чашке чая. Лицо деда замерло с полуоткрытым ртом, когда он не успел произнести какое-то слово.

Он увидел мраморный памятник на каком-то безвестном кладбище. На мраморе отчетливо была выведена фамилия – Лемехов, в углубления букв набилась пыль.

Потом его закрутило, как на карусели, он поднялся ввысь и увидел землю, голубую, с завитками облаков, и понял, что перенесся в Космос.