Крым 1941. Битва за перешейки

Взбешенный брошенным ему Левченко обвинением в трусости, маршал дошел до того, что практически вызвал обидчика на дуэль и попросил Сталина о посредничестве в этом вопросе: «В отношении же моей личной трусости я даже до сих пор не знал, что я трус, хотя воюю уже шестую войну в своей жизни. У меня к Вам, товарищ Сталин, одна просьба: прикомандируйте тех, кто называет меня трусом. Пусть они побудут при мне несколько боев и убедятся, кто из нас трус».

При этом Григорий Иванович разгорячился настолько, что полностью забыл об осторожности и субординации и написал фразу, впоследствии ставшую для него роковой: «…самое главное преступление делает командир, если он отдает войскам заведомо невыполнимый приказ, войска его выполнить не в силах, гибнут сами, а приказ так и остается невыполненным».

В пылу полемики с оскорбившим его Левченко маршал забыл, что невыполнимый приказ об удержании Керчи был отдан самим Сталиным, и не заметил, что в своем объяснении он прямо назвал этот приказ преступным.

Но эту фразу заметил и воспринял как сигнал к действию Верховный Главнокомандующий. Через 6 дней появилось постановление ГКО «О маршале Кулике». В постановлении подчеркивалось, что Кулик в своих действиях должен был руководствоваться приказом Ставки «удержать Керчь во что бы то ни стало и не дать противнику занять этот район».

При этом особо подчеркивалось, что это «приказ от 14 ноября 1941 года за подписью т. Шапошникова, данный по распоряжению тов. Сталина», и делался вывод, что «вместо честного и безусловного выполнения этих приказов Ставки и принятия на месте решительных мер против пораженческих настроений и пораженческого поведения Командования Крымских войск, тов. Кулик в нарушение приказа Ставки и своего воинского долга санкционировал сдачу Керчи противнику и своим паникерским поведением в Керчи только усилил пораженческие настроения и деморализацию в среде командования Крымских войск.

Попытка т. Кулика оправдать самовольную сдачу Керчи необходимостью спасти находившиеся на Керченском полуострове вооружение и технику только подтверждают, что т. Кулик не ставил задачи обороны Керчи во что бы то ни стало, а сознательно шел на нарушение приказа Ставки и своим паникерским поведением облегчил врагу временный захват Керчи и Керченского полуострова».

Кулик намек понял и через день, 8 февраля, отправил Сталину письмо, в котором сделал напрашивающиеся из постановления ГКО выводы:

«Т. Сталин!

Проработав еще раз в деталях весь материал и документы, которые я знал, и даже те, которые я не знал, по сдаче г. Керчи и перевоза остатков 51 армии на Таманский полуостров, считаю себя виновным в том, что я нарушил приказ Ставки и без Вашего разрешения сдал город Керчь противнику.

Я считаю, что моя вина в тысячу раз усугубляется в том, что я не оправдал Вашего доверия ко мне».

Но было уже поздно.