Крым-Галлиполи-Балканы

26 марта 1921 г. на остров Лемнос прибыл транспорт «Дон» с казаками и генералом Ф.Ф. Абрамовым, старшим военным начальником над казачьими корпусами. От него ожидали разъяснений сложившейся ситуации, но генерал ничем утешить не мог. Он подтвердил, что «…Франция не признала ни армию, ни Врангеля… Изъявившие желание ехать в Советскую Россию будут отправлены на пароходе "Рашид-паша"…» Он сообщил также, что выступление матросов в Кронштадте подавлено, но «…по всей России сильнейшие восстания». Одновременно генерал Абрамов передал указание Врангеля: «…в Бразилию ехать нельзя, ибо ехать туда, это равносильно подчиниться белому рабству. В Россию мы поедем, но при условии выдачи нам нашего оружия, которое предназначалось к отправке в Грузию, но было задержано в Константинополе» ^{201}.

Кроме транспорта «Дон» с казаками из Чаталджи к Лемносу подошел и пароход «Рашид-паша» с французской командой на борту. Здесь французы снова предприняли попытку отправить казаков, находившихся на борту, в Россию и Бразилию. Казакам сказали, что на остров сгружаться нет смысла, так как Франция прекратила поставки продовольствия и все равно все будут отправлены в Россию и Бразилию, и лучше прямо на корабле принять решение — кому куда ехать. Узнав об этом, генерал Абрамов на шлюпке отправился к «Рашид-паше», чтобы рассказать казакам об истинном положении дел. Но французы на борт судна его не пустили, и генералу пришлось общаться с казаками не сходя со шлюпки. Несмотря на протесты всех, кто должен был сойти на берег, их поделили на две части: для отправки в Россию и в Бразилию, и корабль отошел подальше в море. На казаков, находившихся на берегу, комендант лагеря майор Бренн приказал направить пулеметы, а из роты алжирских арабов выставил усиленные патрули. На следующий день французы продолжили работу по вербовке казаков. Офицеров отделили от младших чинов и зачитали им приказ об упразднении армии Врангеля. В это же время французский миноносец с расчехленными орудиями подошел к самому берегу. После того как приказ был зачитан, всех желающих уехать в Россию собрали отдельно и погрузили на транспорт «Дон». 31 марта 1921 г. корабль снялся с якоря и ушел на Константинополь. Там уже казаков перевели на пароход «Кирасунд».

Узнав об этих событиях, Врангель 2 апреля 1921 г. обратился с письмом к Верховному комиссару Франции в Константинополе генералу Пелле. В нем он писал: «Сегодня я получил подробные сведения, дающие полную картину результатов осуществления на острове Лемнос приказов французского командования относительно отправки добровольцев в Советскую Россию… Власти Лемноса в своем усердии явно превзошли все пределы в злоупотреблении моим солдатским доверием… Велась открытая пропаганда против кораблей, перевозящих донских казаков на Лемнос… Их призывали не терять понапрасну времени, не сходить на берег и теми же судами возвратиться на Родину, в Советскую Россию… Сначала, не зная, что делать, не зная реальной обстановки, несколько тысяч человек оказались в состоянии моральной депрессии, которая удержала их на кораблях. Немедленно они были объявлены возвращающимися в Советскую Россию и окружены французскими стражниками» ^{202}. В письме Врангель описывает, как некоторые казаки, узнав об истинном положении дел на острове, «бросались в воду и пытались вплавь добраться до острова». Он привел также сведения о происходящем на Лемносе из рапортов командиров Донского и Кубанского корпусов: «Были вызваны эсминец и вооруженные катера, которые по очереди курсировали у побережья, где происходила сортировка казаков… Офицерам приказали повернуться спиной к казакам, чтобы последние не могли прочесть осуждения на лицах офицеров… Французские офицеры пытались любыми средствами дискредитировать командиров в глазах казаков. В ответ на желание отдельных казаков возвратиться в Россию только с оружием в руках капитан Мишле заявил иронически, что уже слишком поздно и что не надо было прежде бежать от этих большевиков…» ^{203}

Заканчивал Врангель свое послание так: «Не только для солдат, но и даже для старших офицеров реальная роль Франции в прошлой великой битве является отдаленным событием, и теперь как никогда очевидно, что чувство возмущения у них вызывает недавнее непонятное изменение позиции Франции после первых горячих месяцев гостеприимства» ^{204}.

Было бы ошибкой считать, что французское руководство вообще плохо относилось к русским эмигрантам. Приют, работу, возможность заниматься предпринимательской, научной, общественной деятельностью в этой стране получили тысячи и тысячи русских людей, в том числе члены царской фамилии, Временного правительства и Государственной думы, представители интеллигенции и армии. Только шоферами такси в Париже в то время работало около двух с половиной тысяч человек, среди них большинство были русскими офицерами, и не случайно французы всех шоферов русского происхождения называли «колонель» (полковник) ^{205}.