Крым — Галлиполи — Балканы

Чуть раньше, 2 января 1921 г., он направляет циркулярное письмо своим военным агентам в странах Европы, где замечает: «…не подлежит сомнению, что борьба с большевиками не закончена и Русской армии снова придется играть крупную роль в деле освобождения своей Родины» и требует от военных агентов, чтобы «…связь Главнокомандующего с войсками не прерывалась, и в нужный момент можно было бы вновь собрать на борьбу все наиболее стойкое и крепкое» ^{111}.

Большие надежды он возлагал на Русский Совет как организацию им управляемую и в то же время тесно работавшую с общественными и партийными организациями русских эмигрантов. 5 апреля 1921 г. в речи на открытии заседания Русского Совета он подчеркивает, что «первый долг Совета — возвысить голос в защиту Русской армии, над которой нависла угроза насильственного роспуска» ^{112}.

После этих действий нажим на военно-политическое руководство Франции со стороны русской эмигрантской общественности действительно усилился. Это подтверждают слова Верховного комиссара Франции генерала Пелле, сказанные им на встрече с русскими общественными представителями: «…поверьте, для меня нет более тяжелой задачи, чем русская. Я совершенно растерян, когда получаю ваши обращения ко мне. Я не настолько лишен сердца, чтобы не понимать вас, и приложу все старания, чтобы найти выход из положения» ^{113}.

Безусловно, действия Врангеля далеко не у всех русских за рубежом находили безоговорочную поддержку. Так, в письме военного министра Франции Л. Барту своему Председателю Совета министров иностранных дел сообщается о взглядах А.Ф. Керенского: «Он не предусматривает создание никакой организационной военной силы вне России» ^{114}. Это небольшое замечание несет в себе значительную информацию: за Керенским стояли все русские партии, от кадетов до эсеров.

Нужно было поднимать дух войск. Решили начать с малого — со строевых смотров и парадов.

У тех, кто посещал Галлиполи в это время, могло сложиться впечатление, что руководство корпуса слишком увлеклось показной парадностью войск. Но если учесть, что в Галлиполи дислоцировалось до 50 отдельных частей, отмечавших свои полковые праздники, прибавить к этому смотры и парады по случаю чисто военных праздников и приезда высшего руководства, то окажется, что таких событий было относительно немного.

Первый парад войск корпуса был устроен 9 декабря 1920 г. по случаю кавалерского праздника ордена Святого Георгия Победоносца. Тогда удалось привлечь небольшую часть войск. Но парад все же сыграл положительную роль. Первый по-настоящему большой парад состоялся в лагере 25 января 1921 г. в ознаменование праздника Богоявления. Он должен был пройти раньше, непосредственно в день праздника, 19 января, но из-за ненастной погоды его пришлось перенести. «Торжественный церемониал, установленный для этого парада, — говорится в издании 1923 г. "Русские в Галлиполи", — и отличный вид войск дали почувствовать присутствовавшим на параде французам и другим иностранцам, что в русском галлиполийском лагере не беженцы, а нечто совсем другое» ^{115}. Самое яркое впечатление и на войска, и на присутствовавших гостей, как уже отмечалось, произвел февральский парад по случаю второго посещения Галлиполи генералом Врангелем.

Постепенно налаживалась учеба войск. Занятия в частях должны были начаться еще в ноябре 1920 г., но тогда люди отказывались принимать в них участие. Однако после нового года, когда состояние всеобщей депрессии пошло на убыль, в подразделениях ввели утренние подъемы, вечернюю проверку, построения на всеобщую молитву. Еще раньше, накануне парадов и строевых смотров, наладили обучение пешему строю.

Как и Врангель, Кутепов рассматривал прибывшие в Галлиполи войска как основу будущей Русской армии, которая будет востребована в случае падения советской власти. Выступая перед руководящим составом корпуса 20 сентября 1921 г., генерал Кутепов заметил: «Русская армия должна продолжать борьбу за освобождение России. Корпус — кадр будущих ее формирований» ^{116}. Однако наладить регулярную учебу было очень непросто. При эвакуации из Крыма вывезти, как известно, удалось только стрелковое и холодное оружие. Кавалерия оказалась без лошадей, артиллерия без орудий, а технические части без машин и инструментов. Тем не менее 21 января 1921 г. вышел приказ приступить к занятиям в пехотной дивизии, а к апрелю, когда жизнь в корпусе более или менее пошла на лад, занятия стали носить регулярный характер. Уставы изучались более глубоко, пехотные части от одиночной подготовки перешли к ротным и батальонным учениям. Труднее было кавалеристам — не было ни лошадей, ни нужного количества шашек. В кавалерийских частях ограничились занятиями по разведывательной подготовке и рубке. Тяжелее всего было артиллеристам. В условиях полного отсутствия орудий и артиллерийских приборов решили проводить занятия на сделанных самостоятельно деревянных макетах. Но в основном как в кавалерии, так и в артиллерии вынуждены были заниматься по программам пехотных частей.