В послевоенной западной и эмигрантской литературе много говорилось о мотивах и причинах, по которым СССР требовал, а союзники пошли на насильственные репатриации. И если в случае с советской стороной все более или менее ясно, то о многих побудительных причинах представителей Англии и США можно только догадываться. В целом по словам английского историка Н. Бетелла, можно выделить следующие:
1. Необходимость обеспечить безопасность английских и американских военнопленных, находившихся в советских руках;
2. Опасения вызвать подозрения советского правительства в неискренности и тем повредить общему делу — ведению войны;
3. Страх перед трудностями, которые вызвала бы необходимость устройства и расселения на Западе большого числа советских граждан.
[373]Однако, по словам эмигрантского историка Н.Д. Толстого, к первым двум причинам никто серьезно не относился, так как выдачи продолжались и в 1946, и в 1947 годах. Значит, главной причиной, как это не прозвучит цинично, все-таки было: «Нам они здесь не нужны».
Итак, в 1943–1947 годах, в ходе всех трех «волн» репатриации, западные союзники передали с применением силы СССР более 2,2 млн советских граждан, которые проходили службу в «восточных» добровольческих формированиях германских вооруженных сил (в это число также входят члены семей последних и беженцы, группировавшиеся вокруг тех или иных добровольческих частей). Из них по прибытии в СССР:
20
15–20 % — осуждены на 5–10 лет лагерей;
10 % — высланы в отдаленные районы Сибири не менее, чем на 6 лет;
15 % — посланы на принудительные работы в Донбасс, Кузбасс и другие районы, разрушенные немцами. Вернуться домой им разрешалось только лишь по истечении срока работ;
15–20
Как видно, эти весьма приблизительные и обобщенные данные не дают при сложении 100
Эти данные также не дают представления о том, какая судьба постигла каждую из категорий «восточных» добровольцев. Следует признать, что наиболее «круто» советское правосудие обошлось с бойцами и командирами РОА. Согласно данным Н. Краснова, внучатого племянника атамана, офицеры из окружения генерала Власова и штабные офицеры были сразу же отделены от остальных, а прочие власовцы были сразу же вывезены в специальный лагерь под Кемерово, где советские компетентные органы начали их фильтрацию на предмет выявления всех офицеров, вплоть до командиров батарей и взводов. При этом наибольшее внимание уделялось офицерам-пропагандистам, прошедшим подготовку на курсах в Дабендорфе (вероятно, как носителям власовской идеологии). Большинство из них были приговорены трибуналами Восточно-Сибирского военного округа к расстрелу, а остальные получили сроки в лагерях, чаще всего по 25 лет (главным образом на Колыме, в Воркуте и Джезказгане).
[374]Нечто похожее ожидало солдат и офицеров казачьих и других формирований. Со временем, к 1946 году, советские органы перестали различать отдельные категории «восточных» добровольцев, и по всем официальным и неофициальным документам они стали проходить как «власовцы».
Что же касается командующих этих формирований, то их судьба была предрешена заранее. Несмотря на судебные разбирательства (правда, закрытые), все они были приговорены к смертной казни через повешение. Сначала генерал-лейтенант А. Власов и его соратники, а затем атаман П. Краснов и другие казачьи генералы. Вместе с последними был также повешен и генерал-лейтенант Г. фон Паннвиц — немецкий дворянин и командир 15-го Казачьего кавалерийского корпуса. Суд над ним — еще одна гримаса советского «правосудия».
[375]Выше уже было сказано, что проблема репатриаций обросла со временем целым клубком вопросов (политических, юридических, моральных и пропагандистских). Они начали возникать уже в ходе этих насильственных выдач. Еще больше их появилось в послевоенный период, который, как известно, проходил под знаком «холодной войны» СССР и Запада. На ее фоне все эти вопросы переплелись настолько, что их порой бывает трудно отделить друг от друга. Выделим только главные из них и постараемся хотя бы вкратце на них ответить.