Крым под пятой Гитлера. Немецкая оккупационная политика в Крыму 1941-1944 гг.

Здесь следует остановиться, сделать небольшое отступление и выяснить, что же на самом деле представляла собой РОА, разобраться с этим, так вроде бы хорошо известным и вместе с тем неизвестным, термином. Еще А. Солженицын в свое время писал, что искать определение этого термина «было для лиц неофициальных — опасно, для официальных — нежелательно. Поэтому до сих пор даже в серьезных исторических исследованиях, посвященных Второй мировой войне, бытует мнение, что «РОА — власовская армия», возникла она сразу же после провозглашения «Смоленского манифеста» и просуществовала без изменений до конца войны. Все это не так! Как уже можно понять из истории появления манифеста (да и из целей, с которыми он был написан), РОА связывалась с именем Власова только в пропагандистском отношении. Но даже и РОА как оперативного формирования, подчиненного Власову, никогда не существовало, ее… вообще не существовало. Не началась ее организация и после опубликования «Смоленского манифеста». Только позднее, весной 1943 года, почти все «восточные» добровольческие формирования вермахта (обычно численностью не более батальона), укомплектованные русскими добровольцами, стали называться «батальоны РОА». Ни Власов, ни его окружение не имели никакого отношения к созданию, формированию, боевому применению и командованию этими батальонами уже по той простой причине, что они начали создаваться в августе — сентябре 1941 года, когда Власов еще защищал Киев.[245]

Джафер Сейдамет (справа) и Абдулла Сойсал

Альфред Фрауэнфельд общается с местным населением

Боец одной из частей крымско-татарской «Schuma»

Крымско-татарские добровольцы на обложке популярного немецкого журнала «Сигнал»

Проект и вариант проекта нарукавного щитка для личного состава Крымско-татарского легиона

В подтверждение этих слов ныне покойный немецкий историк Й. Хоффманн писал автору этого исследования, что «все солдаты русской национальности могли считать себя с 1943 года бойцами РОА — в данном случае… речь в первую очередь шла только о пропаганде».

Все вышесказанное касается и «батальонов РОА» в Крыму, с той лишь разницей, что начали они создаваться уже после «признания» Власова председателем Русского комитета и «командующим РОА». Столь поздний срок можно объяснить лишь тем, что власовская программа — «Смоленский манифест» — получила сравнительную известность только в средней полосе России и практически осталась неизвестной на юге, тем более в Крыму. Широкую известность на территории полуострова имя генерала получило в связи со следующим по времени пропагандистским шагом немцев — появлением открытого письма Власова «Почему я встал на путь борьбы с большевизмом?» (18 марта 1943 года).[246]

Именно этому открытому письму, в котором он рассказывал «о своей жизни и своем опыте в СССР», объяснял причины, «побудившие его начать войну против сталинского режима», Власов был обязан своей популярностью в некоторых слоях населения.[247]

В Крыму первым на это письмо публично отреагировал бургомистр Ялты В. Мальцев, человек трагической и вместе с тем интересной судьбы. Кадровый военный и полковник ВВС, он в 1937 году был назначен начальником Главного управления Гражданского Воздушного Флота Средней Азии и Закавказья. Менее чем за год гражданский флот Туркменской ССР вышел на первое место во всемож-ном масштабе. По этой причине, а также за выдающиеся заслуги в области гражданского воздухоплавания, Мальцев бы представлен к высокой награде — ордену Ленина. Однако получить орден он не успел. Уже 11 марта 1938 года полковник Мальцев и некоторые другие руководители этой советской республики были арестованы органами НКВД и посажены в тюрьму по обвинению в антисоветской деятельности. После 18-месячного заключения в ашхабадской тюрьме его освободили, реабилитировали и затем назначили начальником санатория «Аэрофлот» в Ялте. На этой должности Мальцев находился с 1 декабря 1939 года и вплоть до вступления в город немецких войск’.

«По занятии германскими войсками города, — писал позднее Мальцев в своих воспоминаниях «Конвейер ГПУ», — я в полной военной форме явился к германскому командованию и объяснил причины, побудившие меня остаться».[248]