Крымская война, 1854–1856

Усиление влияния западноевропейских государств и, прежде всего, Франции на Ближнем Востоке заставило царское правительство искать новые формы воздействия на правительство Турции для сохранения своего влияния в империи. Тем более для этого у России был более веский аргумент – Кючук-Кайнарджийский договор 1774 г. Россия, в противовес Франции, выдвинула требование о своем праве покровительства православному христианскому населению Османской империи. «Одной из наиболее трудных проблем нашей политики, – писал министр иностранных дел России, – является сочетание поддержки авторитета и власти султана с покровительством христианскому населению, томящемуся под мусульманским игом». Считая православную церковь на Востоке надежным проводником своей политики, Россия делала все возможное для ее укрепления. Николай I лично жертвовал значительные суммы православным общинам на Востоке. Посланник в Константинополе В. П. Титов и генеральный консул в Бейруте К. М. Базили располагали крупным денежным фондом для поддержки православного духовенства. Главное внимание было обращено на Иерусалим. В 1847 г. там была учреждена русская православная миссия во главе с архимандритом Порфирием для связи правительства и Синода с иерусалимским патриархом. В конце 40-х – начале 50-х годов XIX в. продолжалось строительство новых и ремонт старых монастырей и церквей на Востоке. Было открыто несколько духовных училищ. Эти действия привели к значительному усилению влияния православной церкви на христианское население Востока и укреплению престижа России. К этому времени относятся и первые споры между католиками и православными о праве ремонта купола Вифлеемского храма.

На ссылку Луи-Наполеона на крестовый поход русский посол в Турции Титов ответил особым меморандумом, поданным великому визирю. В меморандуме говорилось, что еще задолго до крестовых походов Иерусалимом владела православная греческая церковь. Титов выдвигал и другой аргумент: в 1808 г. церковь Гроба Господня почти целиком сгорела, а отстроена была исключительно на деньги, собранные православными как в России, так и среди православного населения Османской империи. Но французский посол оказался «проворнее» русского и убедил турецкий диван в том, что претензии русских гораздо более опасны для Турции, нежели претензии французов. Султан согласился с этими доводами. «Франция – единственная страна, – писал К. В. Нессельроде, – которая продолжает как в Европе, так и на Востоке заявлять о той угрозе, которая существует со стороны России в Османской империи».

Если внимательно рассмотреть эти споры, мы убедимся в том, что спор шел не из-за права верующих молиться в этих храмах: этого ни католикам, ни православным никто не запрещал, а из-за того, какому из государств – России или Франции – достанется право влиять на политику Турции. (Дискуссии по этому поводу между Россией и Францией велись с мая 1851-го до мая 1853 года.)

Религиозная оболочка русско-французских противоречий не могла скрыть их ярко выраженного политического характера. Борьба за преобладание православной или католической церкви на Востоке, которую вели державы, стала предвестником новых, более острых конфликтов.

И хотя уже тогда многим представлялся архаичным спор дипломатов о том, каким священникам – католикам или православным – возносить молитвы Господу в алтаре и какому правительству – российскому или французскому – чинить крышу иерусалимского собора, на деле все обстояло не так просто. Общность веры духовно связывала народы России и Балкан. После победоносной войны с Турцией конца XVIII ст. Россия приобрела право покровительства не грекам, румынам, сербам и болгарам как таковым, а единоверцам – православным, иная формула была просто неприемлема для турецкой стороны и практически недостижима. Высокая Порта, как тогда именовалось султанское правительство, сочла бы недопустимым вмешательство в свои внутренние дела. Уступить в споре о Святых местах, капитулировать перед католиками означало для Николая I признать перед всем православным Востоком свою слабость. В конце концов отказ от права на покровительство «турецким христианам» означал для Петербурга потерю важнейшего рычага воздействия на балканские дела.