Крымская война. Попутчики

- Да и гидроплан не очень похож на германскую субмарину. - подхватил Лобанов-Ростовский. - Тем не менее, нас с этой посудины обстреляли.

- Как это? - опешил Зарин.

- Залпами. Из ружей. Черным порохом, прошу заметить - весь борт дымом заволокло.

- А вы ничего не напутали? - спросил Эссен. Вопрос прозвучал неуверенно.

- Какое там - перепутали! - взорвался князь. - На этом корыте, если хотите знать, белая полоса вдоль борта. И пушечные порты!

- Что-о-о?

- Порты. Пушечные. А в них орудия. - четко, с нарочитыми паузами выговорил Марченко. - Дульнозарядные, на колесных станках. Как при Нахимове. И еще - карронады на полубаке. Вы, Реймонд Федорович, помните, что такое «карронады»?

- Помню... - отмахнулся Эссен. - Не ерничайте, Борис Львович.

- А я вот, представьте себе, забыл! Только потом вспомнил, когда эта реликвия в нашу сторону бабахнула. Проку, конечно, ноль, но поверьте - эффектно.

- А я ору: - подхватил князь. - «это турки, сволочи, с перепугу английский флаг вывесили, давай, командир, я их с пулемета причешу!» И причесал, будьте благонадежны, только щепки брызнули! Только чихать они хотели на мой пулемет. Бомбу бы...

- Я счел, что кораблю союзников здесь, у берегов Турции, взяться неоткуда, и приказал открыть огонь. - Марченко оставил глумливый тон и говорил теперь сухо-официально. - Полагаю, что британский флаг был поднят в целях маскировки. По возвращении я осмотрел аппарат и обнаружил следующие повреждения...

- Стойку правой плоскости перебили, мизерабли! - перебил мичмана Лобанов-Ростовский. - И две дырки от пуль - в борту и днище! Боренька подруливает к «Алмазу», а я сижу и чувствую - что-то ногам мокро. Наклонился - так и есть, фонтанчик! Ну, я платок свернул, дырочку-то и заткнул...

- ...обнаружены три пулевых прострела, считая сюда поврежденную стойку. - закончил Марченко, бросив на князя сердитый взгляд.

- Все ясно, господа. - кивнул командир «Алмаза». - Благодарю за службу, поднимайте аппарат из воды. Надо бы, голубчик Реймонд Федорович, прояснить этот пароходишко.

- Снова лететь? - с надеждой спросил Эссен. - Моя «тридцать седьмая» в порядке, клапан поменяли...

Умница Кобылин не стал дожидаться, пока чужие загребущие руки дотянуться до обломков и успел разжиться запчастями. Кто смел, то и съел; не станет же лейтенант устраивать распеканку за то, что он раньше срока привел аппарат в порядок?

Зарин немного подумал.

- Нет, Реймонд Федорович, не стоит. Налетались на сегодня, да и погода портится.

Северная сторона горизонта набухала дождевыми тучами.

- Полагаю, «Заветный» уже подобрал вашего крестника. Вот пусть и сбегают до турка. Пойти, сказать радиотелеграфистам...

- А вот мне интересно... - негромко произнес Марченко, провожая взглядом каперанга, - откуда у турок такие орудия? Я еще понимаю, древние ружья... Но - карронды?

- Скоро узнаем, дюша мой! - хохотнул Лобанов-Ростовский. - Миноносники все в подробностях выспросят. А заодно объяснят османам, что нехорошо забижать русских авиаторов. Чревато.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

В открытом море

Эскадренный миноносец

«Заветный».

Сергей Велесов, писатель

Мощь шести тысяч лошадей

Во имя одного.

Строй уходящих кораблей —

Гнев, двигатель всего:

Мощь полосатых тел тиха,

Путей их не постичь,

Ждут Смерть, как Девы — жениха,

Искатели добыч!

Всегда любил киплинговский «Марш эскадренных миноносцев». А после того, как на одном из КСП-шных слетов, в середине восьмидесятых, его спели под гитару, песня эта на долгие годы стала в нашей компании хитом. А я мечтал о том, что никогда не сбудется, а если и оживет - то лишь во снах и на книжных страницах. И вот ведь: сбылось, да еще как!

Меня устроили в кают-компании «Заветного» - корабельный врач счел мое состояние недостаточно тяжелым для лазарета. На палубе я пробыл недолго; как только мою тушку подняли на борт (я категорически отказался от носилок, брезентового кокона с ремнями и деревянными ручками, в котором можно перемещать раненого по вертикальным трапам) погода как-то сразу испортилась. Похолодало; ветер не ласкал, как час назад, а пробирал до костей студеной не по-летнему промозглой сыростью, так что я обрадовался возможности спуститься в пышущие угольным теплом низы.

В кают-компании пусто. Неизвестно как втиснутый в эту тесноту кабинетный рояль прикрыт полотняным чехлом. Стулья, в ожидании качки, задвинуты под общий стол. Вестовой - рыжеволосый, веснушчатый матросик, едва достающий мне до плеча, - принес жестяной чайник с крепким чаем и склянку с ромом: осведомившись, «не желает ли вашбродие еще чего?», потоптался возле буфета, перебрал без надобности салфетки и удалился.

Глухо шумят винты, из-за переборки доносился стук машины. Стаканы в буфете дребезжат в такт ударам корпуса о волны, и звук этот сливается с шумом воды за тонким бортом. Красота!

***