Я проводил его взглядом. Сегодня князь летит с Марченко, на их аппарате. Фон Эссен возглавит ударное звено - три М-5 с бомбами и пулеметами: номер девять мичмана Цивинского; Корнилович, который летит на аппарате покалеченного Качинского, и собственный Эссена, «тридцать седьмой». Никто, ясное дело, не ждет, что авиаторы перетопят пол-эскадры: при Зонгулдаке из трехсот разнокалиберных гостинцев в корабли попало только три. А вот устроить сумятицу в походных колоннах - это сколько угодно, это запросто. Десятки пароходов, за каждым по два-три парусника на буксире; при некотором везении каша получится знатная.
Марченко с Лобановым-Ростовским предстояло как минимум, три вылета, и все без бомб. Впрочем, я не сомневался, что своенравный князь прихватит свой драгоценный «Льюис». Эссен, по моему совету, оставил одну из машин на авиатендере, чтобы экипаж «тридцать второй» мог, истратив горючку, немедленно вылетать, а не ждать, пока мотористы заправят и обнюхают их собственный аппарат. Ну не верю я, что капризные «Гномы» осилят два вылета подряд, без минимальной профилактики!
Да, этой парочке придется несладко; а что делать, не менять же в разгар боя экипаж разведчика? Пока пилот сориентируется, пока поймет, где транспорта, а где ордер прикрытия, где французы, а где британские корабли...
***
- Вот и они, судари мои... - произнес командир «Алмаза». - Что ж, еще полчаса, много три четверти, и сможем поприветствовать господ союзников.
Узкая полоса над самым горизонтом наливалась неопрятной чернотой. Это дымили сотни труб - британских, французских, турецких. Черноморское небо пятнала сажа кардифа, сгорающего в топках пароходофрегатов, винтовых линкоров и транспортов, груженых так, что они сидят по самую ватерлинию.
Снова ожила рация:
- Алмаз, я тридцать второй. К осту двадцать восемь по вашему курсу, миль семь - трехмачтовое судно. Идет под парами, пушки на палубе.
Я выкрутил регулятор громкости до упора, и теперь доклады Лобанова-Ростовского слышали все на мостике.
- Отлично! - Зарин заулыбался, потирая мясистые ладони. - Это фрегат или корвет охранения; примем к осту, обойдем. Незачем нам с ним сейчас бодаться. Сергей Борисыч, пусть глянут, что у нас слева по курсу?
Я отжал тангенту:
- Тридцать второй, это «Алмаз». Сместитесь к запа… к весту, мили на три, осмотритесь. Как поняли, прием?
- «Алмаз», тридцать второй вас по...
Ответ прапорщика заглушила трель горна; ее подхватили боцманские дудки и колокола громкого боя. Сразу сделалось шумно и тесно, но лишь на несколько мгновений. Заскрежетали запорные ручки, залязгали броняги и крышки иллюминаторов. Расчеты разлетелись по плутонгам, по всему кораблю вновь воцарился торжественный, строгий предбоевой порядок.
А горн заливался:
Прав Пикуль, прав. Тот самый мотив.
II
Ну вы, Андрей Генадьич, и подсуропили! Надо было додуматься: снять группу с «Адаманта» и отправить в Одессу с этим греческим жуликом!
- Жулик, значит? - хмыкнул Андрей. - А кто его на борт притащил, Пушкин?
Они с Белых стояли у среза палубы на вертолетной площадке, и наблюдали, как боевые пловцы споро перекидывают на «Клитемнэстру» оружейные кейсы, баулы, рюкзаки, ящики с оборудованием и патронные цинки.
«Клитемнэстрой" называлась шхуна греческих контрабандистов. Когда Андрей узнал, что это мудреное имя кораблик получил ни много ни мало, в честь героини «Илиады», он лишь изумленно покачал головой. Не всякий рискнет назвать свой корабль в честь дамы, раскроившей топором череп неверному мужу и его пассии.
На греческую скорлупку грузились боевые пловцы капитан-лейтенанта Белых - половина отделения со всем штатным снаряжением. И даже сверх того: за кормой на низкой волне покачивался «Саб Скиммер». Дядя Спиро, несомненно, рад пассажирам - теперь он кум королю, никакие пираты не страшны. Если, конечно, здесь водятся пираты...
Интересно, подумал Андрей, а в русских таможенников Белых, случись что, будет стрелять? Скорее всего - да; боевые пловцы народ несентиментальный и насквозь прагматический.
- Сосватали нам Дядю Спиро, Игорь Иваныч, так и не жалуйтесь теперь!
- Тут жалуйся - не жалуйся... - уныло покачал головой каплей. - Вон, как он генерала охмурил: мы и глазом моргнуть не успели, а они с Фомичом уже лепшие кореши. Хлещут коньяк в каюте и строят какие-то чрезвычайно секретные планы.