Крымскй щит

Особенно много их было почему-то с восточной стороны утеса, ближе к пологому склону. А вот возле источника соломенной гари, которую учуял Серёга ещё в лесу — возле разоренного стога, истлевшего в чёрную сажу до основания, — их практически не было, хотя тут всё ещё вихрился белый дым неохотно сгорающей прели.

— Думаю, что наших мы тут уже не найдём… — прошептал Сергей Хачариди замершему рядом Вовке, ударив кулаком по чешуйчатому стволу сосны.

Но они их нашли.

Кто и когда из местных жителей округи решил скосить траву на обширной поляне уступа, определить теперь было невозможно, да и незачем. Никто из них забрать заготовленное сено так и не вернулся, даже не все валки были собраны, а несколько перезимовавших стожков смётаны были в один уже явно самими партизанами, — наверное, чтобы теплее было, зарывшись в сено-солому, пережидать зимние часы дежурства каждого пятого-пятнадцатого числа каждого месяца…

Значит, не они, не местные косари, догадались по ямам, расположенным в углах равнобедренного треугольника, что плоская вершина утёса приспособлена партизанами для сигнальной площадки.

Значит, не они и выдали это место карателям…

Кто же тогда?

Ответ обнаружился сам собой, когда Серега, настороженно поводя из стороны в сторону воронкой пламегасителя — хоть и ясно было уже, что ночной бой часа четыре, а то и более, как стал делом прошлым — подошел к чёрному, с подветренным налётом сажи пятну пожарища на месте стога.

— Отойди. Нечего тут… — сказал он чужим голосом и грубовато оттолкнул прикладом пулемета Володьку, сунувшегося из-за его плеча.

Но Володька уже увидел…

В чёрно-седой мешанине пепла на месте обрушившегося стога, в огненных волоконцах, загоравшихся от малейшего движения воздуха, он увидел…

Разительно похожее на копчёный окорок плечо в прорехе расползшейся, бурой от гари рубахи; обугленную подошву сапога без каблука, но с медной пяткой человеческой ноги, лопнувшей сальной белизной…

— Гошка там? — не сразу уняв тошнотворный ком в горле, спросил Володя.

— Тут… — глухо отозвался Сергей. — И Перетятько тут, не успели уйти…

— А Рефат? — мучительно потерев шапкой голову, мозги в которой вдруг неприятно, обморочно как-то, поплыли, не давая сосредоточиться, спросил Володя.

— А Рефат? — переспросил Хачариди и сам же ответил с придушенной злобой. — А вот Рефат успел почему-то…

— Ты думаешь?.. — эта догадка подействовала на Володю отрезвляюще, как пощёчина. Он встряхнулся.

— И буду думать, пока труп его не найду, или самого не поспрошаю… — в голосе Сергея Хачариди уже чувствовалась твёрдость принятого решения. — Пойдём, ребятами потом займёмся.

Он бесцеремонно оттолкнул Володю от жуткого пепелища и направился к краю утёса своей по-кошачьи мягкой, на полусогнутых, походкой, не предвещавшей ничего хорошего тому, за кем бы он так крался…

Но тут-то за кем? — недоумённо оглянулся Володя, но никого и ничего не обнаружил. Только брошенную румынскую плащ-палатку, сбитую в комок, судя по лохматым дыркам между плеч, партизанскими пулями.

Живых же — никого.

Тем не менее, доверяя интуиции Сергея безоговорочно, Вовка зацепил пальцем рукоятку затвора:

— Ну, ничего… — хлестко отпустил он затвор автомата. — Зато не зря наши свои жизни отдали! Интересно, скольких румыны своих вниз отволокли…

— Не бузи! — рявкнул вполголоса Серёга. — Наши тут ни при чём…

— То есть? — не понял Володя.

— То есть… — остановился на краю утеса Хачариди и проворчал, не глядя Володьке в глаза, с досадой и горечью: — А «то есть» то, что Перетятьке и Гошке кто-то горлянки перерезал ещё ночью, надо думать, когда спали.

— А бой? — продолжал недоумевать Володя. — Видно же, что бой был!

— Был… — негромко подтвердил Сергей. — Но позже. Вернуться «костровые» должны были в шесть, а послал нас с тобой Беседин только в восемь. Сейчас — десять. И мне очень даже интересно, кто с кем бился в промежуток с трёх часов ночи до утра… — он присел на краю скалы на одно колено и, предостерегающе подняв руку, приказал Володе: — Умри!

Володя замер, но уже через минуту Сергей подманил его той же рукой:

— Видишь? — ткнул он пальцами вниз, когда тот подошёл.

Внизу, где между разрозненных валунов и чащи сосняка и орешника кружила, шумя и шурша на перекатах, бурая от прелой листвы горная речушка, на разлапистых хвойных кронах беспорядочной белой драпировкой морщились два парашюта.

…Как сегодня, помню это утро… И запах горелой гошкиной плоти…

И как шли по следам, — а там были следы ботинок и сапог, и колёс, и несколько раз попадались стреляные гильзы и пятна крови, — пока не вывели следы на дорогу, ведущую к Ильчику, и не стали неразличимыми.

А потом поспешили в штаб…

— Некрасивая картинка прорисовывается… — тяжело произнес Беседин, сложив сцепленные замком пальцы на доски стола. — Получается, Мембетов исчез неизвестно куда, неизвестно когда, а кто-то вырезал «костровых» и, вполне возможно, встретил груз вместо них?..

Сергей Хачариди отрицательно покачал головой: