Крымские истории

– Милая девушка! Я не боюсь этой заразы. Я от неё защищён. Поэтому – не волнуйся и не переживай за меня, – и я уже смело, испытующе, скорее для неё, пребывающей в полной растерянности, взял её руку в грубой перчатке и поцеловал её длинные красивые пальцы.

Она от ужаса вся сжалась и посмотрела на меня, как на умалишённого:

– Не искушай судьбы и никогда не бравируй этим, – наконец обратила она ко мне свои бездонные очи, обретя дар речи.

В это время за забором появилась всклокоченная голова мужчины, в возрасте, с седой бородой, давно нечёсаной и неопрятной и раздался полный ярости и угрозы голос:

– Марина! Я сколько раз тебя буду предупреждать? Для нас нет жизни за этим забором! Ты что, хочешь, чтобы нас всех выселили отсюда? На Север, в мерзлоту? Ты же знаешь, что это не пустые угрозы. Нас постоянно об этом предупреждают. А ну-ка, домой, немедленно!

Девушка сразу же поникла и стала уходить от меня в сторону мрачного дома. Только минуту назад – на её лице появилась такая сила жизни, что она стала ещё краше, хотя для неё уже не надо было раздвигать пределы очарования и так.

Она была просто ослепительна.

А сейчас, за один миг, на её лицо вернулась маска скорби и страшной утраты, невосполнимой. Она даже сгорбилась, что совершенно не шло ей и делало её гораздо старше, даже – как-то старее за меня, на целую жизнь.

Не знаю, какими чувствами я был движим в этот миг, но я бросился за ней, благо, её повелитель скрылся за забором, будучи совершенно уверенным, что его власть – абсолютная над ней и она не посмеет его ни при каких обстоятельствах ослушаться.

В порыве необъяснимого чувства я схватил её за руку и, странное дело, она её не вырывала из моих рук, и тихо ей сказал:

– Прошу тебя, я вечером, как только стемнеет, буду на этом месте. Выйдешь?

Она, вздрогнув как от удара, повернулась ко мне, и из её глаз полились, сплошным ручьём, крупные слёзы:

– Господи, ты хоть знаешь, что говоришь? Не искушай судьбу и не буди дьявола, пока он спит. Прощай…

И она, уже быстро, заспешила к калитке.

Но я успел ещё раз ей сказать:

– Прошу тебя, я буду очень ждать. Выйди вечером… Непременно.

Не знаю, что мною руководило. Но я знал уже определённо, если не увижу её ещё хотя бы раз – жить не смогу.

Какой-то внутренний голос мне просто приказывал поступить именно так.

Тем более, что я никого при этом не делал несчастным, никому не изменял.

Так сложилось, что та, которая должна была стать судьбой, которую я, в молодости, любил святой и чистой юношеской любовью, поддалась на уговоры состоятельных и имеющих власть родителей и не посмела преступить чрез их волю.

Более того, удачно, по определению её матери, которую я случайно встретил в Минске – и хотел бы, так не придумаешь такого, через столько лет встретить того человека, который стал на пути моей судьбы – Ольга Бычкова, так звали мою единственную любовь, вышла замуж и у неё двое детей. Она счастлива, работает в университете.

Не сдержалась эта суровая, всегда, женщина и добавила:

– Не мешайте ей, прошу Вас.

Так я и остался, не смотря на свои уже немолодые лета, одиноким…

Господи, с каким нетерпением я ждал этого вечера.

Сестра, в Севастополе, с тревогой вглядывалась в моё лицо.

Моё состояние, возбуждённое и даже несколько истеричное, что мне было несвойственно, тревожило её, как врача и как просто родного и близкого мне человека.

А уж когда я, без долгих объяснений, молча собрался уезжать, на ночь глядя, она встревожилась не на шутку:

– Ну, что, скажи, что тебе не даёт покоя?

И зная мою трагедию жизни в деталях – всё норовила мне устроить судьбу и представляла своих незамужних, а чаще – разведённых приятельниц, о которых можно было только и сказать, что все они были прекрасны, но моего сердца ни одна из них так и не затронула, так как я видел, как загорались их глаза, когда они узнавали, что брат их подруги – генерал, к тому же – Герой Советского Союза, служит в прекрасном городе, имеет хорошую квартиру.

Всё иное в расчёт уже не принималось, вроде, генерал мог, по определению, быть ещё и желанной судьбой. Любить и быть любимым.

Поэтому и сегодня она сказала:

– Как же ты уедешь, я ведь пригласила на ужин Татьяну, – вроде мне что-либо говорило имя этой очередной несчастной женщины, которую мне сестра прочила в спутницы жизни.

– Спасибо, родная моя, но у меня действительно очень важное дело. Завтра буду. А сейчас – прости, я должен ехать.

Сумерки уже размыли очертания домов, море едва виднелось в них и только Луна, высеребрив дорожку по водной глади, освещала всё вокруг и обращала в какие-то мифические видения привычную днём картину.

За Севастополем темень сгустилась. Но я гнал машину на предельно возможной скорости. И, вскоре, проскочил Ласпи, наверное, впервые в жизни, перекрестившись на придорожную, у могучей скалы, справа, церковь-часовню, которая так мне всегда нравилась и я всегда останавливался возле неё.

Выключив фары, на малых оборотах двигателя я подъехал к тому месту, где был сегодня днём и остановился.

Без звука открыл дверцу, так же, без звука, выбравшись из машины, её закрыл.