Крымские охотничьи рассказы

Никто из Лёшкиной компании, ни Влад, ни Андрей, не знали, с кем он и где продолжает охотиться. Да и желания с ним общаться больше ни у кого не было. Но Олег не забыл обиды и не простил, в первую очередь, Лёшке своего позора, когда в ту злополучную охоту, заяц был обнаружен Арной, полезшей в Олегов рюкзак, и уронен случайно ею на землю.

Жадность и мстительность – эти два отвратительные качества человеческой натуры всегда были рядом, как бы дополняя одно другое. Есть и еще одно, которое неотделимо от первых двух – трусость. Но в нашей повседневной жизни это третье качество проявляется довольно редко и только при определенных обстоятельствах. А вот первые два, к сожалению, встречаются часто. Этому всячески способствуют нынешние нравы и уклад жизни современных новоявленных собственников, ещё недавно тщательно изучавших Устав ВЛКСМ и КПСС, а ныне занимающихся безоглядным и безудержным накопительством и стяжательством.

Вспомнив о своём «соседе», Лёшка понял, что исчезновение Арны – не случайно. Машины Олега под подъездом не было, хотя когда они выходили с ней гулять, она ещё стояла. А машину эту Арна прекрасно знала, как и её водителя – ещё бы, столько лет вместе ездить на самое прекрасное для собаки дело – охоту! От осознания содеянного Олегом у Лёшки, от нахлынувшей боли и огорчения, внезапно закружилась голова, ноги стали ватными и непослушными, а грудь как будто бы сдавило железным обручем. Он с трудом, непослушными пальцами, набрал номер телефона своей знакомой, с которой его связывали в последнее время не только рабочие отношения, и невнятно (почему-то язык стал ватным и почти не слушался), глухо попросил её:

– Анечка, приезжай, если сможешь быстрее! Мне совсем-совсем плохо…– и выронил трубку.

Очнулся он уже в реанимационной палате местной городской больницы.

Глава 4

Арна, не оглядываясь, бежала в сторону далеких городских огней. Было холодно. Её короткая шерсть совершенно не защищала от мороза. Она бежала через большое, заросшее сорняками поле, потом – через какие-то заброшенные строения промзоны, через железнодорожную станцию, забитую дурно пахнущими нефтью и бензином цистернами. Она бежала к теплу и к пище, которой так не хватало ей в последние недели её бродячей жизни. По дороге её обгавкала какая-то стая местных дворняжек, ревностно охраняющих свою территорию от чужих. Но Арна не обратила на них особого внимания, увидев на краю города знакомые очертания пятиэтажек, так напоминающие ей о её родном доме, в котором она провела всю свою собачью жизнь.

Когда она приблизилась к ним, то сразу же поняла, что схожесть только внешняя. Никаких знакомых запахов, никаких знакомых собак и ориентиров. Только зевы подъездов, из которых так вкусно пахнет чем-то съестным и веет теплом.

Арна в нерешительности остановилась возле полуоткрытой двери одного из подъездов, но промозглый предзимний уличный холод был так силён, что она всё-таки решилась зайти вовнутрь и подняться на лестничную площадку. На ней она забилась в уголочек и свернулась клубком. Арна устала, ей было страшно, одиноко и голодно. По дороге попалась какая-то небольшая корка хлеба, которую не доели местные дворняги, да ещё старая, сильно обглоданная уже кем-то косточка. Вот и весь её завтрак, обед и ужин за целый день. Но зато было тепло. Подъезд оказался отапливаемым – вдоль стен висели горячие батареи. Жители дома, поднимаясь по лестнице, с опаской поглядывали на большую, но красивую, явно породистую собаку, забившуюся в угол и явно не желавшую уходить на улицу. Пробегали мимо и дети.

– Ой, мама, смотри какая красивая собачка! – теребила одна из девчушек свою маму за рукав. – Давай возьмем её к себе жить!

Мама, явно не желающая иметь дома взрослую, чужую собаку, тянула её за руку, обещая:

– Мы её лучше покормим, а жить она пойдет к себе домой!

Через некоторое время перед Арной появилась миска с разными давно забытыми вкусностями – куриными косточками, остатками тёплого супа с хлебом. Со всем эти съестным добром она расправилась буквально в доли секунды, благодарно глядя в глаза девочки, которая всё это ей принесла.

– Ну, вот. Теперь будешь жить у нас в подъезде,– сказала ей девочка и ушла к себе.