Крымские тетради

Глаза у всех запали, скулы заострились, но той безнадежной отечности, что сводила многих прямо в могилу, здесь ни у кого не было.

Сам по себе факт по тем временам потрясающий: Македонский и Черный победили голод. Во всех отрядах умирали партизаны, а здесь, в Большом лесу, летальных исходов, как выражаются врачи, не было.

Упорство Михаила Македонского, умеющего бороться с самым страшным голодом - детство научило, - не только восхищает, но и требует анализа: как он этого добивался?

Движение, движение, еще раз движение... Никому не давал он и часа покоя. Того в разведку, другого на подвижную охрану, третьего за мороженой картошкой в предгорье пошлет, четвертого ловить соек, пятого глушить форель в горных проемах, шестому боевое задание: искать на чаирах горный лук, чеснок...

И вот сейчас я вижу в лагере движение; каждый что-то делает.

Поел и я супа из липовых почек. Не знаю, чем его заправляли, но что-то мучнисто-клейкое чувствовалось. Голода не утолил, но желудок набит!

Я все время ощущал: Македонский готовит меня к неожиданности. Это было видно по тому, как он расспрашивал о положении в других отрядах района, выяснял и уточнял: сколько же можно поднять под ружье людей?

- Уж не собрался ли ты штурмовать сам Бахчисарай?

Македонский отрицательно качал головой, но мысль его непрерывно пульсировала. Особенно оживился командир, когда увидел своего прославленного разведчика и старого друга Ивана Ивановича.

- Что, Ваня? - торопливо спросил он.

- Да все на месте! Только солдат поднаперли еще!

- Много?

- С батальон насчитал.

- А фрицы?

- В двух километрах, в Ауджикое. Рота - не меньше.

- С машинами?

- Пока без.

- Отдыхай, Ваня.

Определенно готовится что-то. Я решил быть поофициальнее:

- Докладывай, что надумал!

Первый раз я встретился с нежеланием Михаила Андреевича так сразу выложить свои планы. На него это не похоже.

Он помолчал, а потом не очень уверенно сказал:

- Одну штучку надумали...

- Какую? - тороплю его.

- С переодеванием...

- Что? - Я не верил своим ушам. Мы в те времена были так далеки от романтических атрибутов с использованием против врага его формы, неожиданного появления в немецких питейных заведениях, проникновения чуть ли не в спальни командующих и прочих приемов, которыми заполнены детективные романы.

Македонский настойчиво:

- А это очень серьезно!

Дело связано с румынами. И партизан, одетых в румынскую форму, у нас немало...

Деревня Шуры, шурынская мельница - большая, с мукой, пшеницей. Мелет румынам. Но в тех же Шурах штаб и батальон пехоты. Круговая оборона, пулеметы. Штурмом не взять!

План такой: создать "румынскую роту", войти с ней в Шуры, дошагать до самой мельницы - это главное. Дальше все зависит от решительности нашей.

Я думаю, прикидываю: не одна ли тут романтика?

Но предлагает Македонский! Разве был случай, чтобы он пустопорожними делами занимался?

Я потребовал: еще раз разведать Шуры!

Пошла Дуся - причепурилась, принарядилась. Самойленко дал ей легенду: выдавай себя за обменщицу барахла, ялтинку.

Дуся пришла через день, все подтвердила: мука есть, румыны на своих не обращают никакого внимания, приходят и уходят в Шуры солдаты, и никто даже документов не проверяет.

Что ж? Пусть будет так, как хочет Македонский, а вернее, как нужно. Мука! Это же провал лесной блокады, ожившие землянки, это новые походы по севастопольским тылам!

Готовили операцию тщательно, тайно и срочно. Я подтянул из других отрядов до двухсот партизан, подбросил нам людей и Северский - командир соседнего района.

"Румынское подразделение"! Тут главным консультантом был "туариш Тома", ходивший за Михаилом Андреевичем как тень.

Тревожило нас это "подразделение": партизаны мало напоминали действовавших под Севастополем в основном сытых румын.

Командовать будет "румынами" Тома, а Иван Иванович, переодетый в форму рядового пехотинца - в желтой куртке и папахе, - фактически несет ответственность за каждый шаг и настоящих румын, и поддельных. Он правофланговый, за ним последнее слово.

Македонский и Черный поведут главную партизанскую массу в обход к сосновому бору, что темнеет напротив мельницы и отделен от нее бурной горной рекой Кача.

Итак, ни пуха ни пера!

Иван Иванович, отличный знаток местности, удачно подвел "румын" к шоссе Бешуй - Бахчисарай, выждал момент и тихо через партизана-грека дал команду Апостолу: "Веди!"

Впереди маршевого строя шел "фельдфебель" маленького роста с юркими глазами. Это и был Тома Апостол, на которого возложили главную роль в опасном эпизоде. Иван Иванович, шагая в строю, зорко наблюдал за всем и всеми, что окружали его, осторожно передавая команды Апостолу.

Партизаны шли, их обгоняли машины, полные солдат.

Из одной встречной, затормозившей перед идущей колонной, высунулся румынский офицер. Тома с выдержкой остановил "своих солдат", четко шагнул к офицеру.

Обстановка была необычная. Тома толково отвечал офицеру.

- Куда шагаете?

- В Шуры, господин капитан!

- Какой черт вас туда направил?

- Начштаба полка, господин капитан!

- Болван! - Капитан посмотрел на часы. - Ночуйте в Шурах, утром пришлю связного.

- Так точно, господин капитан!