Крымский Джокер

Я стал королём страны без жителей, - они в ужасе отшатнулись от меня. Я готов отдать свой

трон первому встречному бродяге, но, увы, для этого ему надо сначала найти моё пустое королев-

ство. Никто не хочет властвовать над пустотой. Все хотят чего-нибудь.

И шепчу я себе долгими бессонными ночами: «Ты устал, мой друг, от ран, нанесённых себе соб-

ственным клинком. Ты отравлен собственным ядом. Тебе необходим отдых».

Но если я когда-нибудь очнусь от оцепененья, я возьму крепкий осиновый кол, и вобью его в

грудь вампиру, что укусил меня во мраке ночи.

Надеюсь, моя рука не дрогнет.

* * *

Если тебя начали мучить сомнения в самом себе – ты выбрал неверный путь.

Правильная дорога всегда насыщает уверенностью. Любые вещи и явления – есть созданная то-

бой необходимость. Но сомнения в себе ведут к гибели.

* * *

Передо мной лежит пустыня, на которой уже не взрастить ничего. Эта бесплодность - есть ре-

зультат моего беспредельного отказа от человеческой пищи. Я теперь научился не перекатывать

во рту эту привычную жвачку, смешанную на обычаях и предрассудках.

Я познал огнь издевательского зелья над всем привычным и устоявшимся. Люди ненавидят и пре-

зирают меня за то, что я говорю им правду о себе. Пожалуй, они побили бы меня камнями, скажи я

им правду о них самих. Но разве я жесток, открывая глаза слепцам?

Разве не они умоляют в каждой своей сказке или пословице: «лучше горькая правда, чем сладкая

ложь»? Или это не эти же люди судят за лжесвидетельство и карают за прелюбодеяние, защищая

семью и презирая чувства?

Я видел смерть и любовь. Но они не оставили ни царапины на камнях моей пустыни. Я видел

страдания ближнего, но холод царил в моём взгляде.

Я предал кого смог – друзей, любимую, саму веру, во что бы то ни было.

Но нет ни сожалений, ни голода, который заставил бы меня в муках пожирать слёзы раскаяния. Я

не знаю, на что мне смотреть, глядя вовнутрь. Там ничего не осталось. Внешний мир выжег всю

мою наивную игривость, и, увы, не глядеть мне сегодня на этот мир детскими глазами философа.

Я наивно мечтаю вернуть себя, вернуть навсегда. По крупицам собирать утраченное в новой

разорённой стране – вот мой теперешний удел.

Бедный маленький Кай, играющий острыми льдинками во дворце собственной глупости…

Странных причуд не ведая,

день заморочит голову,

всё, что любил, то предал я,

только уже по-новому…

270

«В скверне жить сладко. И все живут. Только одни скрывают это, а я говорю в открытую….» -

хохочет старый Карамазов…

И многоголосое людское эхо неслышно вторит ему…

* * *

Тибетские мудрецы утверждают, что охлаждённый кипяток, который простоял сутки, превраща-

ется в яд.

Никогда не меняй своего первого обдуманного решения. Вторичный, кажущийся более глубо-

ким, анализ – это всегда «вторая свежесть».

* * *

Неужели мы ещё что-то творим? Или мы переделываем без конца чужие мысли и открытия, при-

давая им новый блеск, иной оттенок?…

Мир людских судеб растёт. Но чувства укорачиваются, сны убыстряются и растерян нынешний

человек перед самим собой. Страшен становится ему мир одиноких размышлений.

Привычка к публичности и отрешённости в процессе добывания пищи делает современного чело-

века совершенно беспомощным на просторах дикой пустыни самосозерцания.

То там, то тут вспыхивают костры самосожжения растерявшихся людей. Это горят их невыра-

женные страсти и озарения, сжигая заодно и благополучные сытенькие тела.

Это горит их стыд в момент сиюминутного осознания собственного бесплодия, взращённого

своими же руками.

Это пылают их недосмотренные сны, убитые будильниками и утренними телевизионными анон-

сами.

Все крепости взяты и разрушены – руины окружают нас. И над всем этим величием всепланетно-

го поражения витает призрак Духа.

Он взывает к новым битвам в бесконечности.

Он громко хохочет, вселяя ужас и веру в бессмертие.

Он собирает новое войско, чтобы увести его в ночь…

* * *

Каким я хотел бы видеть себя изнутри?

Переменчивым и непредсказуемым… Дождь, вьюга. Грязь в овраге. Молнии и засуха. И зелень

травы в мокрых каплях… Солнце в обрамлении гаснущих звёзд и Ледяной период длиной в дыха-

ние.

Месть и жестокость, разбавленная слезливой чувственностью и предательством. Напор и смире-

ние, вонзённое в похоть и сладострастие мгновенья. Обезьяний хохот и погребальный костёр вои-

на… Чёрт знает, какой кошмар с пьяной радугой на хребте. Неслыханное самобичевание с кинжа-

лом за пазухой. Герой, уводящее в трясину дружественное войско.

Каким я хотел бы смотреться снаружи?

Как море в солнечную безветренную погоду.

Я никогда не достигну этого.

Как это всё нехорошо…

* * *

«Действительно, господа, – ужасно невесело!..»

… Когда последний Ужас ворвётся в мою душу…

Когда я всхлипну порванной тетивой над своей могилой…

Когда небо нарисует всю красоту моих заблуждений…

271

Тогда пусть всё моё мужество не оставит меня равнодушным к этой любопытной картине! …

когда к собственной смерти начинаешь относиться с умеренным интересом, наступает твоя ис-

тинная зрелость…

И когда новые мысли раскладывают передо мной во всей наготе….