С другой стороны, готовясь отражать немецкие контрудары на Псков и Дно, мы несколько дней назад вывели во вторые эшелоны 1-й и 2-й гвардейские кавалерийские корпуса, а также танковую бригаду Катукова и мехбригаду Бережного. В связи с полным успехом воздушной операции «Огненный шторм» – спасибо товарищу Голованову – переброска каких-то серьезных резервов противника на этот участок фронта в ближайшее время маловероятна. По данным разведки, Невельский железнодорожный узел выведен из строя как минимум на месяц. В сложившихся условиях сами собой напрашиваются удары конно-механизированного соединения из состава 1-го и 2-го гвардейских кавкорпусов генералов Белова и Плиева, при поддержке мехбригады Бережного от Пскова на Ригу и 13-го кавкорпуса генерала Гусева от Нарвы на Таллин…
Верховный подошел к висящей на стене карте и какое-то время молча изучал нанесенные на ней пометки.
– Товарищ Берия, – задумчиво сказал он, повернувшись к присутствующим, – что вы думаете по поводу предложенной нам сейчас авантюры?
– Товарищ Сталин, – ответил генеральный комиссар госбезопасности, – сведения, полученные по моей линии, в общем совпадают с тем, что сказал сейчас товарищ Василевский. Железнодорожный узел Невель надолго выведен из строя, а потому переброска противником резервов в северном направлении серьезно затруднена. А среди оккупационных частей и националистических формирований в Прибалтике преобладают панические настроения.
Сталин покачал головой.
– Кроме военных аспектов здесь есть еще и некоторые политические нюансы, которые нельзя не учитывать при планировании подобного рода операций. Вы меня понимаете? В отличие от других районов СССР, в Эстонии и Латвии не все местное население видит в Красной армии освободителей. Есть немало и тех, кто думает совсем наоборот.
Я ничуть не сомневаюсь в том, что генерал Бережной, при поддержке кавалеристов, сумеет взять Ригу, а Катуков – Таллин… Но взять города мало, надо их еще удержать, и это при ожидаемом враждебном настроении местного населения. Подумайте, товарищ Берия. Как и в Крыму, чекистские мероприятия на освобожденной от немецко-фашистских оккупантов территории будут возложены на ваше ведомство. Вашим людям надо будет суметь очень четко отделить своих от чужих. Все мероприятия должны быть проработаны предельно тщательно и согласованы с армейскими товарищами. Вам понятно?
– Так точно, товарищ Сталин, понятно, – сказал Берия. – Выполним. – И от этого «выполним» вдруг так повеяло ледяным сибирским ветерком, что где-то далеко-далеко поежился еще не арестованный рядовой конного обоза Солженицын. Бывают совпадения, знаете ли…
– Очень хорошо. – Верховный посмотрел на начальника Генерального штаба: – Теперь вы, товарищ Василевский. Освобождение Риги и Таллина было бы хорошим завершением зимней кампании 1941/42 годов. Но не стоит зарываться. Товарищи генералы, немец – противник серьезный. На окончательное обдумывание вашего предложения даю вам сутки. Да – да, нет – нет. Все, товарищи, все свободны…
Присутствующие уже подошли к дверям в приемную, когда, усмехнувшись в усы, Верховный произнес сакраментальную для многих потомков фразу:
– А вот вас, товарищ Голованов, я, пожалуй, попрошу остаться…
Присутствуют:
После того как закрылась дверь за Берией и Василевским, выражение лица Сталина изменилось. Теперь перед генералом Головановым стоял не вождь, а просто пожилой усталый человек, на плечи которого лег неподъемный груз войны.
Сталин прошелся по кабинету и указал Голованову на стул:
– Присаживайтесь, Александр Евгеньевич, поговорим с вами по душам.
– О чем, товарищ Сталин? – осторожно поинтересовался Голованов.
– Об авиации, Александр Евгеньевич, об авиации, – усмехнулся вождь. – Летчики у нас есть, самолеты тоже, а вот авиации что-то не видно. Вы пока посидите, товарищ Голованов, подумайте, а я сейчас…
Сталин снял трубку одного из телефонов.
– Товарищ Поскребышев, пригласите, пожалуйста, капитана Покрышкина и полковника Хмелева. Да, и будьте добры, распорядитесь, чтобы принесли чаю и все необходимое для четырех человек. И еще, постарайтесь, чтобы никто нас не беспокоил – разговор будет долгим.
Когда разговор возобновился, Голованов попробовал возразить Верховному:
– Товарищ Сталин, наши летчики дерутся на пределе возможного.
– Знаю, – кивнул Сталин, – о летчиках, Александр Евгеньевич, речь сейчас не идет. Вечная им слава за то, что они делают все, что могут, и даже больше того, и вечная память тем, кто погиб, сражаясь за Родину. Летчики у нас в массе своей неплохие, а вот организация дела хромает на все четыре ноги. Как был бардак при Смушкевиче и Рычагове, так и остался.