Крымский мост

– Прошу меня не перебивать! Когда царь эту волю не слышит, его свергают и ставят нового. Так было в семнадцатом. Народ хотел мира, земли, конституционной монархии. А царь, как глухой, сидел и слушал царицу… Ну, это другой случай… Сейчас воля русского народа снова проявлена. Мы хотим снова объединиться в одно государство. И если наш Верховный эту волю не услышит, то дела его будут плохи… И вряд ли он досидит до конца срока. Так я думаю…

– А что нам Крым? Почему Крым? Еще не понятно, какая ему будет цена, – снова влез Витька Палахов, поддавая газку, – ведь так и до войны можно дойти. А не хочется…

Он выразил общую тревогу всех, кто сидел сейчас в машине. И лица как-то сразу поскучнели и посуровели. Дубравин откашлялся. А потом почему-то засмеялся:

– За Крым мы, русские, уже столько крови пролили, что… – он не сказал, что дальше, но попутчики его поняли, что дальше.

– Русские ходили походом на Крымское ханство еще во времена Ивана Грозного. Софья – сестра Петра – отправляла своего фаворита князя Голицына на полуостров. Правда, безуспешно. Бились мы за него при самом Петре. И при Екатерине. Князь Потемкин, Суворов, Румянцев, Ушаков… И он по праву считался бриллиантом в русской короне. Потом была Крымская война. Первая оборона Севастополя… А в Великую Отечественную мы с немцами схватились.

– Отсюда, между прочим, отправились в эмиграцию последние защитники царской России, – вставил свое просвещенное слово Олег.

– Ну, так за что бились? – как бы сам себе задал вопрос Дубравин. – Понятное дело – выход к морю, торговые пути… Но не только это. Если смотреть на нашу страну мистическим образом, а она действительно мистическая, то мы увидим такие интересные вещи!

Что такое Петербург – новая столица? Это мозг России. Культурный, европейский центр, источник прогресса. Не зря Путин у нас питерский. А Москва? Москва – это сердце. Это даже на картах видно. Центр страны. Транспортные артерии идут через нее. Хранительница наших традиций. А вот Урал возьмем. Что это такое? Не зря же бытовала присказка: Урал – становой хребет России. Так оно и есть на самом деле.

– А Крым? – уже понимая, куда клонит Дубравин, спросил Анатолий.

– А Крым – это душа России!

– Почему?

– Да потому, что отсюда пошла наша ментальность, религия и связанная с нею культура. Из Херсонеса с крещением князя Владимира христианство двинулось по Руси. А вместе с ним – архитектура, иконопись, письменность. Отсюда проистекает наша духовность.

Мирова вдохновила эта идея, и, вспомнив Грецию и лекции Алексея Элпиадиса, он подхватил:

– Крым – он для нас не только душа. Он еще и мост во времени и пространстве. Крым связывает нас напрямую с Византией – наследницей Рима и настоящей европейской культурой. Запад не стал истинным преемником Рима. Европейские варвары просто уничтожили ту цивилизацию. Это мы толерантны в лучшем смысле этого слова. Они же нетерпимы. Это у нас народы сохранили свои языки, обычаи, веру.

– И когда вырвали из тела России этот нервный узел, душу, – добавил отец Анатолий, – он стал нашей фантомной болью. Здесь остались два миллиона русских. Остались дворцы и дачи, в которых жили наши писатели, поэты, художники. Остался кусок нашей истории.

– И возвращение Крыма будет закономерным возвращением нашей души, – добавил Дубравин. – Такова воля народа! И если правители эту волю не исполнят, народ их сметет…

– Так уж и сметет?! – задумчиво заключил Анатолий.

– Да ты посмотри, что делается в России! Народ воспрянул духом. Все прилипли к телевизорам. Ждут новостей отсюда. Просыпается у русских забытая гордость. Вернулись надежды на лучшее. Готовность самим определять свою судьбу. Все – и белые, и красные – едины в идее: Крым наш. Когда такое было, а?

– Да, правда. Такое есть! Казаки вот тоже делились, а теперь все заедино, – заметил из-за руля Палахов.

Приехали на место. Сильно взволновал Олега Павловича этот разговор в машине. Мелкими показались на фоне всего происходящего его собственные проблемы. В душе его оставался какой-то осадок, какая-то досада на то, что он не сразу понял значение того, что происходит в Крыму. Слишком уж замкнут был в себе, зациклен на своих переживаниях.

И еще одно его грызло. Как? Для чего? Почему он оказался здесь? В чем какой-то тайный, мистический смысл его ухода из Петербурга, его метаний, странствий по миру? И так взволновал взгляд Дубравина на все эти события, так тронул что-то в его сердце, что Миров решил для себя: «Выберу удачный момент и один на один спрошу обо всем! Может быть, этот человек, от которого так веет внутренней силой и спокойствием, наконец, разрешит мои вопросы и сомнения, поможет найти свой путь?»

* * *

Случай подвернулся на следующую ночь. Им выпало дежурить на посту вдвоем с Дубравиным. Казаков и Палахов, которых они сменили, радостно слиняли в палатку спать.

А Дубравин и Миров заняли их место.

Гигантский купол неба раскинулся высоко-высоко. И звезды на его черном бархате сверкали, как бриллианты.