Крымский оборотень

Мысли Никиты метались, как напуганные ночным пожаром птицы, а ведь кроме мыслей было еще и предчувствие! И это было очень нехорошее предчувствие, маетное и тревожное. Так, вероятно, чувствует себя хищный зверь, по следу которого пустились охотники. Впрочем, Никите сейчас было не до сравнений и эпитетов. Он – боялся. Он боялся какой-то непонятной, необъяснимой, никогда ранее не ощущаемой в самом себе боязнью. И чем ближе был рассветный час, тем этот страх становился ощутимее. При чем тут был рассвет, Никита не задумывался. Просто ему казалось, что рассвет несет ему погибель. И отделаться от этого ощущения он не мог.

…И тут он услышал чьи-то шаги. Звук шагов становился все отчетливее, все ближе. Кто-то шел в его сторону по окопу, спотыкаясь о ноги спящих бойцов, кто-то шелестел сухим бурьяном, приближаясь к Никите по бровке окопа. Улыбка привстал и напряг зрение. На фоне светлеющего восточного края неба он различил несколько силуэтов людей. Возможно, это были разведчики, которые возвращались с ночного задания, возможно – командиры отделений, шедшие будить своих бойцов, или повара, которые просыпаются раньше всех, чтобы успеть сварить к рассвету кашу, или еще кто-то… Но Никита вдруг с какой-то страшной для себя отчетливостью понял, что это идут за ним. Да-да, за ним! Его разоблачили, выследили и вот теперь идут, чтобы арестовать! Где-то он допустил ошибку, в чем-то не уберегся, что-то не учел, как-то сплоховал…

Правой рукой он нащупал автомат. Затем осторожно поднялся, но не во весь рост, а так, чтобы его не было видно на фоне светлеющего неба. Полусогнувшись и напружинившись, он прислушался. Шаги явно приближались, вот они почти совсем рядом. Никита напряг зрение. Те несколько человек, что шли по дну окопа, то и дело наклонялись и всматривались в лица спящих и уже проснувшихся солдат. И даже светили в лица солдат фонариком, не обращая внимания на ворчание и матерки спящих. Шаги по брустверу окопа также становились все отчетливее.

Крепко ухватив автомат и пригнувшись, Никита побежал по окопу. Он старался убежать от роковых шагов и двигавшихся по окопу людей как можно дальше, а затем… А вот что должно последовать далее, он не знал, да и не думал на эту тему. Он просто убегал, как убегает от облавы гонимый зверь. Разве зверь думает, что он будет делать в следующую минуту? Для него главное – убежать. А уж потом – будет видно…

Тот край окопа, по дну которого бежал Никита, выходил прямо на берег моря. Вряд ли Улыбка отдавал себе в этом отчет, потому что иначе он, вероятно, побежал бы в какую-нибудь другую сторону. Море – это был непреодолимый рубеж: куда ты побежишь, если дальше море? Окоп обрывался внезапно, дальше было несколько мокрых камней, а за ними – морская гладь, отливавшая слабым голубоватым фосфорным блеском. И Никита понял, что дальше бежать некуда. Конечно, можно было побежать вправо или влево по берегу моря, но те, кто приближался к нему, заметили его побег и бросились следом. Одни – по дну окопа, другие – по его краешку.

– Стой! – закричали сразу несколько голосов. – Брось оружие! Подними руки!

В окопе послышались возня и голоса – это проснулись и схватились за оружие солдаты.

– Отставить! – рявкнул голос взводного. – Всем оставаться на местах! Не высовываться! Ждать команды!

Никита тем временем стремительно и затравленно огляделся. Бежать было некуда. Впереди – море, справа и слева – открытое пространство пляжа, сзади – окоп с преследователями. Сжав зубы, он бросился за камни и выставил автомат в сторону окопа. Собирался ли он стрелять в преследователей? Отдавал ли он себе отчет, что сколько ни стреляй, а спастись все равно не удастся, потому что он один, а преследователей, кем бы они ни были, много, да плюс еще – там же, в окопе, целый взвод солдат, которые, если будет надобность, помогут преследователям? Скорее всего, не отдавал, потому что полоснул длинной очередью в сторону окопа, а затем дал еще одну такую же длинную очередь.

– Не дури! – крикнул из окопа Ольхин. – Бросай оружие! Выходи с поднятыми руками! Ты один, нас много!

– И немцы твои тебе тоже не помогут! – добавил Волошко. – Где они, твои немцы? Далеко они! Были да кончились!

Больше Никита не стрелял. Все-таки он был игроком до самого донышка своего нутра, и сейчас, когда первый приступ испуга миновал, он, лежа за камнями, принялся лихорадочно искать шансы на выигрыш в сложившемся положении. Даже ту ситуацию, в которой он оказался, он воспринимал как некую игру – рискованную, предельно для себя опасную, может быть, даже смертельную, но все равно – игру. Иначе воспринимать мир и себя в мире он просто не мог. Себя не переделаешь.

И вот: он лихорадочно обдумывал ситуацию, надеясь найти какой-то неожиданный спасительный для себя ход – и не находил такого хода. Похоже, его просто не было. Разве что броситься в море, и плыть, плыть, пока тебя не сразит пущенная с берега автоматная очередь. Но разве это был выход? Разве таким ходом можно было выиграть партию?