Крымский цикл (сборник)

Остаток пути Туркул и Володя Манштейн, считая нас, так сказать, уже своими, посвящали меня и поручика Успенского в подробности героического пути славной Дроздовской дивизии. Зная, что я харьковчанин, Туркул поведал трагическую историю погони за броневиком «Товарищ Артем» прямо на Николаевской площади Харькова. Броневик «дрозды» остановили чуть ли не с помощью лассо, как американские «коубои». Дивная история. Мы и сами такие сочиняли дюжинами. Будущая великая книга «Дроздовцы в огне» предстала перед нами во всем блеске.

Гиссарлык не вспоминали, будто и не были там. Только уже у самого Голого Поля кто-то вновь упомянул Гектора, и Туркул высказал этакое сожаление, что у троянцев в резерве не было батальона «дроздов». Лучше всего – из Первого Офицерского полка. С офицером из Первого полка не справится, как известно, и дюжина Ахоллесов.

Куда уж Ахиллесам, Пелеевым сынам… А вот господа краснопузые справились. Пишпекский мещанин Михаил Фрунзе оказался похлеще вождя мирмидонян.

На следующий день, уже на правах почетного «дрозда» я попросил Туркула принять на хранение последнее, что осталось от Сорокинского отряда – полевую сумку подполковника Сорокина, набитую почти доверху нашими крестами и медалями. Антон Васильевич только покачал головой и попросил список тех, кому принадлежали награды. Списка, увы, не было. От Сорокинского отряда не осталось даже списков. Удивительно, как штабс-капитан Дьяков умудрился вывезти эту сумку.

Туркул заявил, что это непорядок. И я, как последний командир сорокинцев, обязан составить хотя бы список офицеров, служивших в отряде. Иначе это будет просто несправедливо.

Да, конечно, это будет несправедливо. К сожалению, я уже не помню всех. Слишком долго длились эти три года Смуты. Разумеется, офицеров своей роты я помню и такой список составлю обязательно. Хотя бы тех, кого еще не забыл. Может быть, поручик Успенский и вправду когда-нибудь напишет историю Сорокинского отряда.

Ну вот, до дневника, застывшего на 14 июля, я так и не добрался. Сегодня писать, к сожалению, не могу. Поездка в Гиссарлык начинает выходить мне боком, и поручик Успенский советует вообще прекратить бумагомарательство, хотя бы на несколько недель. Прекратить – не прекращу, но буду писать меньшими дозами. Иначе можно не дотянуть даже до полумифического болгарского санатория.

20 июня

У нас снова неприятности. Марковцы налетели на корниловцев, была стрельба, и сейчас Фельдфебель ведет личное разбирательство. Да, нервы у людей уже ни на что не годятся. «Дрозды» и сорокинцы еще как-то держатся, но поневоле пожелаешь нам скорейшего отъезда. Пусть даже в Занзибар.

Рейд на правый берег Днепра я помню только отрывками. К сожалению, записи в эти дни почти не велись. Признаться, было не до этого. Единственную отметку я сделал 15 июля, почти сразу после переправы, а дальше пошло такое, что свой дневник я достал из полевой сумки только в Дмитриевке.

Итак, глубокой ночью 14 июля мы подошли к паромной переправе у Любимовки. Эту переправу, как я понял, 13-я дивизия отбила несколько дней назад с помощью пейзан-повстанцев, которые прикрывают ее с правого берега. Они же должны выделить нам проводника.

Отряд переправился двумя паромами. Пришлось делать несколько ходок. Штабс-капитан Дьяков уплыл на правый берег с первым же взводом, а я уходил на последнем пароме с броневиками.

Тьма была почти кромешной, затянутое тучами небо накрывало нас, словно свод склепа. Дальний правый берег тянулся еле различимой черной полосой, днепровская вода с чуть слышным плеском билась о борот парома, все молчали, и только Лютик, привязанный к периллам время от времени негромко ржал. Похоже, ему было не по себе. Да и мне было жутковато. В такую ночь можно ожидать чего угодно, вплоть до чертовщины в духе господина Гоголя или пулеметной очереди в упор из прибрежных камышей.

Впрочем, все обошлось благополучно, мы выгрузили броневики, а отряд уже строился в колонну. Рядом со штабс-капитаном Дьяковым я увидел двух усатых «дядькив» в чрезвычайно живописных нарядах. «Дядьки» оказались нашими проводниками, которые должны были обеспечить быстроту и внезапность рейда. Я занял место в одной из повозок. Лютик удивленно скосил на меня глаза, но я привязал его к той же повозке и предоставил каждому из нас возможность двигаться автономно. Честно говоря, ехать верхом я попросту побаивался, тем более ночью.

Перед отправлением ко мне подскакал на серой в яблоках кобыле штабс-капитан Дьяков, и мы вкратце уточнили обстановку. Он предполагал идти ночами, а днем отдыхать в укромных местах. Карта с приблизительным маршрутом была у него в планшете, и он посоветовал мне покуда сделать с нее кроки. На всякий случай.

Я взял карту, чтобы скопировать ее на привале. Штабс-капитан Дьяков пришпорил кобылу, и через минуту мы тронулись. Колонна шла прямо на запад по узкой дороге, тянувшейся, как мне показалось, между плавней и зарослей густого кустарника. Хотя в такой темноте я мог и перепутать.