Крымский цикл (сборник)

Внезапно Д., тоскливо покрутив головой, предлагает бросить бригаду на произвол судьбы и прогуляться в музей, в дебри бывшего игуменского особняка, туда, где под средневековой экспозицией находится самое интересное — архив. Знаменитый херсонесский архив, в котором хранится пропыленная память обо всех двухстах годах археологической конкисты. Д. хочется взглянуть на свои водостоки. А почему бы мнев не взглянуть, собственно говоря, на Стену? И Д. Пycть посмотрит. Полезно!

…И не только на Стену. Удачно вышло, я как раз собирался в архив, но, конечно же, после работы. A почему бы не прошланговать?

Ценные указания даны, и мы с Д. не спеша идем пo тенистой тамарисковой аллее к музею, огибая встречные стада туристов. Вообще-то говоря, Гнус почти чтo отлучил нас от архива, но слово Сибиэса здесь еще кое-что значит. Да и я тут не первый год. Проникнем!

Проникаем. Полевую сумку со всеми причандалами можно поставить на пол, кепку снять… Здесь прохладно в любое время суток, даже когда созвездье Пса над самой макушкой. Неплохо строили монахи! Ну-с, с чего начнем? Где тут у вас картотека?

…Сотни папок. Казалось бы — бумажки, бухгалтерия, но ведь за каждой новенькой или совсем растрепанной обложкой — судьбы нескольких десятков человек, рыхливших серый суглинок Хергорода. Скольких уж нет, скольких уже забыли, а здесь их слова, их мысли все так же слышны, лишь только сдуешь осторожненько пыль, перелистаешь страницы…

Д. навалил на стол полдесятка— синеньких переплетов с желтоватыми корешками. Ага, это же отчеты экспедиции Старого Кадея! Три подписи: Кадей, Шарап и Сибиэс. Д. кивает — помнит, мы с ним тогда уже здесь копали. А вот этот отчет мне нравится больше всего. Точнее, эти два. Правда хороши? Ну конечно, это мои. Смешно, право, — моя стряпня стоит на одной полке с отчетами самого Косцюшко. Так сказать, прицепился сбоку. Ага, а это наш с тобой прошлогодний, вот и Стеночка… Ну, это можно не читать, наизусть помню. Ладно, не буду мешать, смотри свои водостоки. А мы нырнем поглубже…

Обложка не синяя — серая. И бумага пожелтела, и шрифт какой-то непривычный. Хотя и не такая древность — бумагам только четверть столетия. Ну-с, поглядим, что пишет товарищ Балалаенко о Стене, он ведь вроде там копался…

…А ничего он не пишет, Балалаенко! Правда, план изволил составить, это надо будет потом сфотографировать, пригодится. Лентяй, лентяй Балалаенко! Так и «е написал отчеты за 1968-й и 1969-й… Бог весть, 'чожет, и нашел он тогда что интересное, теперь навер-чяка и сам уже не помнит. Все равно, на всякий случай можно и спросить.

А вот тут уже спрашивать некого. Огромная черная папка, углы обтрепаны, порван корешок. Листали вовсю, не жалели! Год 1906-й… Карл Казимирович Косцюшко-Валюжинич.

Мелкий неровный почерк… Интересно, применяли ли тогда пи1цуцще машинки? Впрочем, читать написанное рукой самого Косцюшко даже интереснее. Тa-a-ак, вот и План… Боже мой, тушь четырех цветов! К.ак сделано! Aга, ясно… «Изготовил военный топограф». Нам бы военного топографа!.. А это что? Ух ты! Сейчас такого тоц g бывает — все надписи скопированы в папье-маще, даже раскрашены под мрамор. То-то отчет такой Толстенный. А вот и сам…

…Косцюшко стоит в окружении своих копачей — тамбовских чудо-богатырей, опирающихся на гигантские, под стать росту, лопаты. Рядом с Карлом Кази-мировичем — некто в форме, уж не тот ли военный топограф? А левее кто-то молоденький, в цивильном и в пенсне, теперь уе, наверное, никто не скажет, кто именно… Косцющд ур величествен. Прекрасная фотография, выполненная, конечно же, со стеклянного, вечного негатива, запечатлела его в конце очередного многомесячного сезона. Сколько ему оставалось копать? Два года. Три?

…Косцющко цц ушел, Косцюшко остался, навечно. навсегда, пока стоит мертвый город, пока лежит Вокруг Мертвая страна. Он здесь, в серой земле, под Мраморной колонной, под сенью скорченных акаций, под беспощадным херсонесским солнцем, под бесстрастными Херсонесскими звездами. Уйдем мы, он останется — среди своего города, среди своего мира, среди своей Вселенной…

Ну-с, почитаем. Так, траншея, еще траншея… Несовременно Копал Карл Казимирович, прошибал слои, как бульдозер. Остатки храмика… Алтарь. Ага, уже теплее.

Вот она — cтена из крупных тесаных блоков. Вот и профилек на карте. Что еще? Собственно говоря, и все. Бригада богатырей пошла дальше, к башне Зинона. А находки, что там было, у Стеночки? Н-да, «находки весьма гадкие». Хорошо сказано! В наши дни так уж не пишут. Разучились!

Что ж, для Косцюшки это был лишь эпизод. Расчистил небольшую часть этого странного здания и пошел дальше. Спешил. Наверное, думал вернуться после и докопать. Или понадеялся на нас…

Д., слегка высунув язык от напряжения, трудится над своими водостоками. Ну конечно, он наконец-то выяснил то, на что я намекал ему с самого начала, — все это уже копали, так что зря он целую неделю ворошил отвал!