Крымское ханство в XVIII веке

Несмотря на формально дружественные отношения к России, турки, в сущности, не были спокойны за будущее: у них имелись опасения насчет завоевательных намерений Петра I. Поэтому донесение младшего мирахора Тюрк-Мухаммед-аги с бессарабской границы о крупных военных приготовлениях, делаемых русскими, было принято с большим вниманием, тем более что достоверность своих донесений Мухаммед-ага подкреплял ссылкой на показания шпионов, которых он в восьмимесячное пребывание свое в Бендерах во множестве засылал в русские пределы для разведок[31]. Мало того: ага привез с собой и представил Высочайшему Стремени массу письменных заявлений в том же роде от крымского хана Девлет-Герая, на авторитет которого он опирался особенно, так что невольно возникает мысль о том, не сговорились ли они по этому предмету между собою. «Если, — сказал ага султану, — не угодно поверить мне, то пригласите вашего раба, хана, пусть он… повергшись лицом к вашему Высочайшему Стремени, расскажет подробно о положении неприятеля. Тогда станет очевидно, лгу ли я или говорю правду. Если он заявит совсем противное тому, что я говорю, то, в пример другим, хочешь — казни меня мучительнейшей казнью, хочешь — сожги в огне». Поэтому в рамазане 1122 года (ноябрь 1710) Девлет-Герай-хан был приглашен в Стамбул для личных объяснений. Хан, разумеется, воспользовался случаем изобразить все ужасы готовящихся захватов русских; вот что он сказал султану на аудиенции, происходившей 14 рамазана: «Державный государь мой, этот гяур — коварный и хитрый гяур. Если, еще полагаясь на его мир, не будет обращено внимание на донесения и рапорты, то результат будет очень печальный. Ведь крымские владения отныне надо считать потерянными; да и Румелия-то того и гляди, что выйдет из вашей власти. А у того гяура цель составляет Стамбул. Что он в эти страны идет, в этом и не сомневайтесь». Тогда султан собрал совет государственных сановников и улемов и предложил их обсуждению донесения, полученные с пограничных местностей, а также и доклад хана об угрозе со стороны России. Речь султана была длинная: в ней он перебрал все факты, какие только имелись, о враждебных предприятиях и планах русских. Члены совета единогласно решили, что надо немедленно начинать войну с гяурами, а шейх-уль-ислям тут же дал и фетву, которой санкционировал вышеозначенное решение[32].

Горячность, с которой так неожиданно мирные отношения с Россией получили совсем обратный, враждебный характер, заставляет видеть тут искусственное преувеличение в изображении истинных фактов, не чуждое расчета с чьей-либо стороны, и всего более подозрение должно пасть на Девлет-Герая. В последнем предположении сильно убеждает то обстоятельство, что одновременно с вышеприведенным решением Порты объявить войну России дана была отставка Черкес-Юсуф-паше, который около двадцати лет состоял бабадагским генерал-губернатором и которого историки турецкие в один голос превозносят за его ум, знания, распорядительность и энергию в устройстве пограничных дел вверенной ему окраины. Заручившись доверием Порты, хан тотчас же повел интригу против Юсуф-паши, который своим авторитетом мог разрушить его планы. Он начал говорить насчет его такие вещи: «Я знаю, что война против московов нарушает его собственный (то есть Юсуф-паши) покой, и он выкажет полное равнодушие и небрежность в обстоятельствах, подлежащих его сообразительности. Покамест этот Юсуф-паша будет находиться на бендерской границе, я решительно не в состоянии выполнить возлагаемых на меня величайших поручений». После таких на тысячу ладов распускавшихся ханом инсинуаций Юсуф-паша был отставлен и заключен в Кылбурунскую крепость. А между тем до сих пор хан хотя и не мог питать дружественного расположения к Юсуф-паше за прежние счеты между ними, все-таки был с ним в согласии, когда им было поручено сообща устраивать дела беглого Карла XII.